Пришлось сделать глубокий вдох и выдохнуть, затем вдохнуть еще глубже, чтобы не позволить ей испортить мое настроение. Она не собиралась открывать дверь, и я не собиралась ее умолять.
Больше разочарованная, чем раздраженная, я вернулась в спальню, которую, по-видимому, делила с Култи, как раз когда он выходил с пакетом туалетных принадлежностей в руке. Достаточно легко забыть, насколько он был выше меня, и насколько вообще был больше в общем, но я этого не замечала, особенно когда моя младшая сестра вела себя как засранка и отвлекла мое внимание.
Он пошел в ванную, а я достала из рюкзака чистое белье, обычный бюстгальтер, из которого смогу выскользнуть, как только окажусь под простыней, ночную футболку и свою собственную сумку с туалетными принадлежностями.
Я смогу принять душ, как только Немец закончит. Пока копалась в рюкзаке, я достала кое-какую одежду для утренней пробежки. На клочке бумаги у телевизора я написала пароль для Wi-Fi. Всего через несколько минут он вернулся в комнату, и его лицо было немного влажным, но в остальном он оставался прежним.
— Я собираюсь принять душ. Пульт от телевизора лежит на комоде, а пароль от Wi-Fi-рядом с телевизором, — сказала я, уже обходя его и направляясь в ванную, чтобы принять душ. Это будет чудом, если не засну в процессе, но я так привыкла принимать душ по вечерам, что мне было бы некомфортно лечь спать, не приняв его.
— Я в порядке, — сказал он, укладывая свои вещи обратно в сумку.
— Ладно, я скоро вернусь.
Менее чем за пятнадцать минут я приняла душ, один из самых быстрых в истории, почистила зубы и надела пижаму. Вернувшись в комнату, я обнаружила Култи, сидевшим на краю большой кровати в тонкой белой майке, нижняя часть его бицепса была обернута каким-то пластиком, и он все еще был в джинсах.
Он поднял взгляд, когда я вошла в комнату, и изобразил на лице что-то, что больше всего походило на улыбку, пока снимал с себя носок.
— Ты в порядке? — спросил он после того, как я бросила стопку грязной одежды у двери и присела на корточки, чтобы достать из сумки пару гольф.
— Да, а что? — Я выпрямилась, убедившись, что моя очень большая и длинная футболка, практически платье до колен, не была заправлена за пояс трусиков.
Он снял второй носок.
— Ты злишься из-за сестры, — небрежно сказал он, бросая два удивительно длинных куска ткани в мою кучу грязной одежды. Я почти начала спорить с ним, уверяя, что со мной все в порядке, но потом поняла, что совру, и он это поймет. Я бросила пару чистых полосатых гольф на верхний матрас и пошевелила пальцами ног. У меня были не самые красивые ступни в этой долбаной вселенной. Я хочу сказать, что они не были уродливыми, но они прошли со мной через ад и вернулись обратно. Я не часто ходила босиком.
— Ах, да. Я немного злюсь, что она решила спрятаться в своей комнате, — вздохнула я, почесывая щеку с грустной улыбкой. Он наклонился вперед, упершись локтями в колени и наморщив лоб. Рейнер Култи на моей двухъярусной кровати. Что за вид! — Это невежливо с ее стороны, и я очень сожалею об этом. Я уверена, что вы познакомитесь с ней завтра.
Немец пожал плечами, будто ему было совершенно безразлично, встретится он с Сеси или нет, и я не могла его за это винить. Почему его это вообще должно волновать?
— Если она расстраивает тебя, я бы предпочел не знакомиться. Все это выглядит так похоже на трудного и вредного ребенка.
— Она не вредный ребенок. — Я начала защищать ее. — Она просто… боль. Ей было сложно расти вместе со мной и Эриком. Мы близки, мой брат и я, но между ними почти семнадцать лет разницы. Между нами с ней десять лет, и она чуть не убила мою маму во время родов, но мы никогда не говорим об этом, — добавила я, представляя, как Култи поднимает эту тему, чтобы вывести ее из себя.
— Она единственная, кто никогда не проявлял интереса к футболу, поэтому думает, что все разочарованы в ней за то, что она «нормальная». — Я усмехнулась. — Она говорит о футболе так, будто это раз плюнуть. Ты же знаешь, как это бывает, и от чего приходится отказываться. Это не похоже на то, что все, что мы делаем, дается легко и просто.
Его глаза, казалось, просверливали меня, прямо в центре груди. Он понимал? Чувствовал то же самое? Я не была уверена, пока он не кивнул, медленно, торжественно, будто вспоминая все, чем пожертвовал в своей жизни ради мечты, которой у него больше не было.
— Да, это нелегкая жизнь, Сал. Большинство этого не понимает.
— Я слышу достаточно всего от других людей, не хочу этого слышать и от своей сестры. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Мне все равно, хороша она в футболе или нет. Во всяком случае, моя мама любит говорить, что мы всегда ссоримся с теми, кого любим больше всего, так что ладно. Мы с папой вечно о чем-то спорим. Наверное, она права. — Я подошла к лестнице, расположенной сбоку от двухъярусной кровати, и ухватилась руками за ее края. — У тебя ведь есть брат, правильно? — спросила я, прекрасно зная, что у него точно есть старший брат.
— Да, — ответил он, откидываясь на кровать. Что-то странное шевельнулось в моей груди, я смотрела, как он сидит на моей кровати в штанах, тонкой майке и с большими босыми ступнями. Это было так по-домашнему, так естественно. Мне очень долго приходилось напоминать себе, что он просто обычный человек, но только теперь, увидев его таким, я действительно это поняла.
Это было так мило. Он был таким милым.
— Я не видел его три года, — неожиданно добавил Немец.
Я взглянула на него сквозь ступеньки лестницы.
— Ого. Почему?
— Мы никогда не были близки. У него своя жизнь, а у меня — своя.
Насколько одиноко это звучит? Конечно, иногда мне хотелось придушить сестру, но иногда она бывала и в хорошем настроении, по крайней мере, несколько раз в год.
— Даже когда ты был ребенком?
Култи небрежно расправил плечи и откинулся на две подушки, прислоненные к стене.
— Я покинул родительский дом, когда мне было одиннадцать, Сал. С тех пор я не видел их дольше одного месяца в году.
«Боже правый» явно читалось на моем лице, я не сомневалась в этом. Я знала, что он учился в какой-то футбольной академии до того, как его карьера пошла в гору, но ему было всего одиннадцать, когда он уехал из дома? Это один из самых трудных моментов в жизни ребенка. И он был таким маленьким.
Господи.
— Ты жил отдельно все время?
Он кивнул.
— А разве ты никогда… тебе не бывало одиноко?
Култи изучал мое лицо.
— Поначалу, но я это пережил.
Пережил это? В одиннадцать? Боже милостивый. Кто же заботился о нем?
— Ты... ты все еще видишься со своими родителями? — спросила я, не уверенная, пустит ли он меня на территорию, на которую я собиралась зайти.
Резкий смешок сорвался с его губ.
— Мама позвонила мне несколько дней назад и сказала, что готова к новому дому.
Мне пришлось подавить дрожь. То, что он купит его для нее, очевидно, подразумевалось, не так ли?
— Хорошо, что ты заботишься о ней. — Я замолчала, не совсем уверенная, было ли это хорошо или нет, и действительно ли он хотел обеспечивать их. Потому что, я пытаюсь сказать, ну кто требует себе новый дом? Как, черт возьми, можно вообще иметь наглость требовать такое?
Немец моргнул и подтвердил мои подозрения, что, похоже, его просто вынудили купить дом своей матери. Чувствуя себя неловко из-за того, что спросила о чем-то слишком личном и неприятном для него, я протянула руку и провела указательным пальцем по подошве его ноги, и удивилась, когда он резко отдернул ее.
Я стояла и смотрела на него с широкой глупой улыбкой на лице.
— Ты боишься щекотки?
Он притянул оба колена к своей груди и снова нахмурился.
— Нет.
— Ха. — Я рассмеялась. — Это забавно.
Култи не выглядел смущенным.
Ухватившись за перекладины, я улыбнулась ему, прежде чем взобраться на второй ярус, не забывая при этом держать свою длинную футболку зажатой между бедер.
— Ты выключишь свет сам или мне его погасить? Я ложусь спать, но ты можешь оставить его включенным, он меня не побеспокоит. Пульт лежит на комоде.
— Я погашу, — сказал он, и я услышала скрип матраса, когда он начал устраиваться.
Я улеглась поудобнее, натянула простыни до подбородка и перекатилась на здоровое плечо, лицом к стене.
— Хорошо. Спокойной ночи, Рей. Разбуди меня, если что-нибудь понадобится, — сказала я зевая.
Снизу донесся голос Немца:
— Спокойной ночи, schnecke.
— Ты же не называешь меня засранкой или типа того? — Я снова зевнула, натягивая простыню повыше, чтобы прикрыть глаза.