Я почесала лицо, раздумывая, сказать ему или нет. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз кому-то рассказывала. Даже Дженни и Харлоу не знали. Марк и Саймон знали, но только потому, что они были в нашей жизни всегда. Не помогло и то, что Кордеро был последним, кто говорил со мной об этом, и это воспоминание оставило неприятный привкус во рту. «Все должны знать», — сказал он. Ему не понравилось, когда я сказала «нет». Ни за что.
Мой брат Эрик начал свою карьеру с того, что в его контракте было точно оговорено, какие личные данные о нем могут быть обнародованы. Я пошла по его стопам и заключила контракт с «Пайперс» на тех же условиях, и, к счастью, моя скрытность окупилось. Но если и был кто-то, кому я могла бы рассказать, так это Култи.
Сглотнув, я спросила:
— Ты когда-нибудь слышал о Хосе Баррагане?
— Конечно, — сказал он с оскорбленным смешком.
Хосе Барраган был легендарным аргентинским футболистом, который был хорошо известен как на поле, так и в реальной жизни.
Я-то знала.
— Он отец моей мамы.
Наступившая тишина в машине не удивила меня.
— Ла Кулебра был твоим дедушкой? — мягко спросил Немец. Змея. Миллионы людей называли моего деда Змеей из-за дюжины разных причин.
— Ага. — Я ничего больше не сказала, потому что знала, что ему понадобится время, чтобы все обдумать. Ла Кулебра был суперзвездой. Он был королем своего поколения задолго до моего появления на свет. Он привел свою страну к двум Кубкам Мира, он был суперзвездой в те времена, когда еще не было технологий и социальных сетей. Отец моей мамы был яркой звездой спорта, трофеем из плоти и крови.
— Кто-нибудь знает? — наконец спросил он, и эта жуткая спокойная тишина все еще звенела у меня в ушах.
— Да, несколько человек знает.
Последовала еще одна пауза.
— Никто никогда ничего мне об этом не говорил. — Краем глаза я заметила, как он заерзал на сиденье. — Сал, почему это секрет? Ты понимаешь, сколько денег ты могла бы заработать на именных сериях?
Кордеро задал точно такой же вопрос. Единственная разница была в том, что Кордеро был жадным мудаком, только пытающимся выглядеть лучше. Внучка Ла Кулебры в его команде? Особенно учитывая, что он сам из Аргентины? В его глазах тут же загорелись знаки доллара, но я не собиралась позволять ему эксплуатировать меня или мою семью. Я так и не узнала, как он это выяснил, но это не имело значения. Нет — означало нет.
— Я бы не хотела, чтобы моя мама проходила через это, — объяснила я, еще крепче сжав руль. — Ты когда-нибудь с ним встречался?
— Да.
— Значит, ты знаешь, что он был не самым приятным человеком на свете.
Отсутствие ответа было более чем достаточным.
— Рей, я его встречала раз десять в жизни. Я видела его чаще по телевизору, чем лично. Однажды, когда мне было одиннадцать, он сказал мне, что я зря трачу свое время на футбол. Он сказал, что люди не любят смотреть на спортсменов-женщин. Он сказал, что я должна стать пловчихой или балериной. Гребаной балериной. Ты можешь представить меня в пуантах? Когда мне было семнадцать, он пришел на матч U-17, в котором я играла за национальную команду, и после матча разругал мою игру в пух и прах. Когда мне исполнился двадцать один год, он пришел на матч Кубка Мира и спросил, почему я не играю за сборную Аргентины. Для него никогда ничего не было правильным или достаточным.
— Это был просто он. Из того, что я слышала от мамы, он действительно был дерьмовым отцом и еще худшим мужем. Подозреваю, что он бил мою бабушку, когда не изменял ей. Моя мама не была его поклонницей, и я знаю, она винила футбол в том, что он так себя ведет. Я ее не виню. Она познакомилась с моим отцом на каникулах в Мексике, они поженились и переехали сюда. В последний раз, когда я его видела, он назвал моего отца глупым мексиканцем и сказал маме, что она зря потратила свою жизнь, выйдя замуж за кого-то, кто настолько ниже ее по положению.
— Я люблю своего отца и всем обязана родителям. Это самые трудолюбивые люди, которых я когда-либо встречала, и мне не нравится, когда о них плохо говорят. Когда мама говорит что-то не поддерживающее, я пытаюсь помнить, что она ненавидит то, что мы с братом играем в футбол. Она не может смириться с тем, что мы сделали футбол своей карьерой.
— Однажды мой агент попыталась продать меня одной компании, сказав, что Ла Кулебра — мой дед. Знаешь, что они ей сказали? Если бы я была дочерью его незаконнорожденной дочери, они бы захотели иметь со мной дело. Или если бы я не была латиноамериканкой, это была бы история. Они заставили меня думать, что я обманом попала туда, где я есть, потому что его гены и мое латиноамериканское происхождение сразу же дали мне преимущество. Будто я не надрывала свою задницу изо дня в день, работая усерднее, чем мои товарищи по команде, чтобы совершенствовать свои навыки.
Я сделала спокойный вдох и сморгнула слезы разочарования. Я так давно не чувствовала себя такой маленькой и никчемной.
— Мне пришлось работать вдвое больше, чем всем остальным, чтобы доказать себе, что я попала сюда не потому, что он отец моей мамы.
— Прости, что не сказала тебе раньше, но, — я пожала плечами, — я просто… Я хочу быть собой. Я хочу, чтобы люди любили меня за то, какая я есть, а не за то, кем является мой брат или мой дед. Или из-за того, что я, черт возьми, ношу… В конце концов, я бы тебе все рассказала. Однажды.
За пять минут, прошедших с того момента, как я закончила говорить, мы подъехали на стоянку семейного ресторана, а Немец не произнес ни слова. Я не была с ним настолько хорошо знакома, чтобы с легкостью распознать, был он зол или раздражен, и я не чувствовала, чтобы от него исходила хоть одна из этих эмоций. Он просто молчал. Мне тоже не хотелось больше об этом говорить, поэтому я не стала настаивать на разговоре. Разговоры об этом старике всегда вызывали у меня несварение желудка и тяжесть на сердце. Это действительно доказывало, как мне повезло с теми людьми, которые окружали меня в этой жизни.
Мы не разговаривали друг с другом, когда встретились с моей семьей, они ждали нас у входа. Мы ничего не сказали, когда вошли в заведение и заняли два места рядом друг с другом. Папа сидел во главе стола, мама с одной стороны от него, Сеси с другой, а ее подруга рядом с ней.
— Что бы вы хотели из напитков? — Официант начал с моей мамы и обошел вокруг, добравшись до Култи раньше, чем до меня.
Не знаю, чего ожидала услышать от него в ответ, но точно не «Воды».
— А вы, señorita? — спросил меня официант.
Я планировала взять «Маргариту», потому что обычно предпочитала ее, но рядом со мной сидел человек, у которого была возможная проблема с алкоголем, и я была за рулем.
— И мне тоже воды, пожалуйста.
Мама начала рассказывать о том, что один из ее братьев звонил раньше, чтобы поздравить папу с днем рождения, и как он планировал приехать в гости в течение следующего месяца, когда официант вернулся с нашими напитками и принял наши заказы.
— Что будете заказывать? — спросил он Култи.
И этот засранец сказал это.
— Тако. — Он сделал драматическую паузу, и я, должно быть, была единственной, действительно уловившей этот момент, особенно когда он ударил меня коленом под столом и бросил на меня косой взгляд. «Al Carbon».
Я фыркнула и стукнула коленом по его колену, сжав губы, чтобы не улыбнуться. Я едва помнила, что выбрала себе, потому что спросила совершенно другое, прекрасно зная, что они этого не подают:
— У вас есть Немецкий Шоколадный Торт?
Зачем им Немецкий Шоколадный Торт в мексиканском ресторане?
Конечно, у них его не было, но я хотела повредничать и выглядеть идиоткой одновременно.
— Ум-м, no. У нас есть sopapillas и flan? — предложил мужчина. (Примеч. Сопаипилла, сопапилла, сопайпа или качанга — это разновидность жареной во фритюре выпечки из дрожевого пшеничного теста, часто подают с медом; Flan — Крем-карамель).
Прежде чем я успела ответить, кто-то сделал вид, будто уронил салфетку на пол, и, наклонившись, чтобы поднять воображаемый предмет, решил вонзить свой острый локоть прямо в мое бедро.
Это продолжалось всего секунду, но громкий жалобный стон, который вырвался из моего рта, был настолько противным, что даже мой отец, король противных звуков, скорчил мне гримасу.
— Мы ее не знаем, — сказал папа официанту по-испански.
Я рассмеялась и повернулась к Култи, который выглядел более веселым, чем я смущенной.
— Ты получишь за это позже, Сарделька, — пробормотала я себе под нос.