Она улыбнулась и посмотрела на дверь.
— Ну, если больше ничего не нужно, мне пора возвращаться. Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
— Со мной все в порядке, спасибо.
— Я оставлю свой номер в блокноте на случай, если понадоблюсь, и прослежу, чтобы сумку забрали, — заверила она.
Я как-то улыбнулась.
— Спасибо, Сиена.
Она ушла, а я сидела одна в тихой палате, наконец, позволив себе подумать о том, насколько сильно это сотрясение превращало ситуацию в дерьмовую. Я знала, что произойдет. Они оставят меня без тренировок и заставят пропустить, по крайней мере, одну игру, в зависимости от того, что скажет доктор, и что решат тренеры «Пайперс».
Я бы опустила голову, но знала, что будет больно. Конечно, я не хотела умирать, я понимала, как важно ставить свое здоровье на первое место. Но то, что произошло, это, блядь, последнее, что мне было нужно. Черт возьми. Черт, черт, черт, черт, черт. Тьфу.
Обычно я позволяла себе упиваться горем ровно одну минуту. Я выжала из этого максимум.
Как только шестьдесят секунд истекли, я глубоко вздохнула и напомнила себе о том, что мне повезло, моя травма могла быть гораздо хуже. Я ведь могла умереть, верно? В конце концов, это сотрясение не было концом света.
Затем я потянулась и схватила стационарный телефон, который стоял на тумбочке рядом с кроватью, у меня немного закружилась голова. Сначала я набрала мамин номер. Когда она не ответила, я оставила ей голосовое сообщение, а потом позвонила отцу, который, как я знала, смотрел игру дома. Папа мог быть в церкви и все равно найти способ посмотреть мою игру. Он всегда так делал.
— Алло? — Он практически кричал в трубку.
— Папа, это я, Сал.
На этот раз он действительно закричал, по крайней мере, подальше от телефона, сказав что-то похожее на «Это она!» по-испански.
— Ты в порядке? — спросил он обеспокоенным тоном, на который способны только отцы.
— Да, я в порядке. Это только сотрясение мозга, — заверила я его.
Он выплюнул еще несколько ругательств на испанском, и я едва расслышала, как мама на заднем плане велит ему держать себя в руках.
— Я чуть не упал в обморок, можешь спросить у мамы, — преувеличил он. — Ты действительно в порядке? Никаких повреждений мозга?
— Никаких повреждений мозга, обещаю, со мной все в порядке. Я хотела позвонить и сказать тебе это, прежде чем ты закажешь билет на самолет. Я буду жить.
Папа шумно выдохнул.
— Gracias a Dios. Ты унаследовала эту твердолобость от своей матери…
Мама что-то прокричала на заднем плане, и мне пришлось бороться с желанием рассмеяться.
— Прибереги свои шутки на завтра. У меня нет с собой моего мобильного, но я обязательно позвоню тебе, как только получу свои вещи. Если вам что-нибудь понадобится, я в… — Я огляделась и прочла ему название больницы, напечатанное на доске перед кроватью. — Я действительно в порядке, так что не волнуйся и скажи маме, что я пыталась ей позвонить, но она не ответила.
— Si, esta bien. Позвони мне, как только тебя отпустят. Я люблю тебя. Если я тебе нужен, я буду там так быстро, как только смогу.
Я улыбнулась мужчине на другом конце линии.
— Спасибо, папа. Люблю тебя. Пока.
Папа тоже попрощался, и мы повесили трубки.
От нечего делать я включила телевизор и посмотрела окончание фильма о тарантулах размером с дом. Примерно через час раздалось несколько ударов в дверь, прежде чем ответить я услышала их, и это могли быть только они — Харлоу и Дженни — спорящие за дверью. Они, а под «они» я подразумевала Харлоу, не стали дожидаться, пока я впущу их внутрь. Защитница толкнула дверь и вошла в палату в сопровождении Дженни и трех других моих товарищей по команде.
Хар оглядела палату.
— Тут роскошно.
— Привет, Хар, Дженни. — Я поздоровалась и с другими девушками, которые пришли вместе с ними.
Дженни подошла и села на кровать, глядя на меня большими блестящими глазами.
— Ты напугала меня до чертиков. — Она нежно взяла меня за руку. — Я думала, ты умерла.
Харлоу, пыхтя, села у моих ног и позволила другим девочкам занять стулья.
— Я знала, что с тобой все в порядке.
— Нам сказали, что у тебя сотрясение мозга, — сказала одна из девушек.
— Средней тяжести, — ответила я им.
Они поморщились. Все знали, что это значит, и никто из них не пытался утешить меня добрыми словами. Ситуация была отвратительной.
— Да, это жопа. — Я вздохнула. — Я даже не стану интересоваться, возьмут ли меня играть на следующую игру, меня просто взбесит, когда мне скажут «нет» в лицо.
Дженни сжала мою руку.
— Главное, что с тобой все в порядке. Они убедились, что у тебя нет кровоизлияния в мозг?
Как можно было не улыбнуться?
Девочки оставались почти час, заставляя меня улыбаться и сдерживать смех, когда мы шутили о глупостях, которые не имели никакого отношения к «Пайперс».
В конце концов они пообещали встретиться со мной на следующий день, если я успею на самолет, и Дженни заверила меня, что отнесла мои вещи в нашу комнату. Когда они встали и направились к выходу, Харлоу наклонилась и прошептала:
— Ты хочешь, чтобы я позаботилась о Мэл?
О, Боже.
Я погладила ее по щеке и очень растрогалась.
— Нет, Хар. Все в порядке. Спасибо.
Она посмотрела на меня.
— Если ты уверена...
— Уверена. Хотя большое спасибо, я действительно ценю это.
Харлоу подозрительно посмотрела на меня, будто ожидая, что я передумаю и попрошу отомстить за меня. Я вдруг поняла, что мне будет не просто уйти из «Пайперс»… Впервые с тех пор, как я решила, что у меня нет другого выбора, кроме как уехать куда-нибудь еще, реальность расставания с двумя моими самыми близкими друзьями за последние несколько лет по-настоящему поразила меня.
Необходимость заводить новых друзей и хорошо ладить с новыми товарищами по команде не была таким уж сложным делом. Я делала это снова и снова на протяжении всей своей жизни, но если бы осталась в Лиге, то все равно больше не играла бы с ними, не так ли?
Я проглотила чувство меланхолии и напомнила себе, что должна делать то, что лучше для меня. Правильно.
— Тук-тук, — крикнул Гарднер, открывая дверь.
— Войдите, — позвала я.
Его седеющая голова была первой, что я заметила. Он был все в том же костюме и галстуке, что и во время игры.
Я следила за дверью, ожидая, что Култи войдет следом, но там никого не было. Что ж, это разочаровывало.
— Я рад видеть, что твоя голова все еще на месте, — мягко сказал он, садясь.
Я улыбнулась ему, чувствуя радость лишь наполовину. После истории с Францем я не знала, как вести себя с Гарднером. Я сомневалась, что он знал об этом, и еще больше сомневалась, что он имел какое-то отношение к их решению продать меня, но не была абсолютно уверена.
— Эй, спасибо, что пришел.
— Я должен был проверить тебя, ребенок. Филлис и все остальные передают свои наилучшие пожелания. — Но они не захотели прийти. Ладно. В любом случае, я не хотела, чтобы они приходили.
— Как ты себя чувствуешь?
Я слегка пожала плечами.
— Прекрасно. Немного расстроена, но все в порядке.
— Я и не ожидал от тебя ничего другого, — усмехнулся он.
— Расскажи мне, как прошла игра, — попросила я.
Гарднер задержался у меня совсем ненадолго. Он продолжал посматривать на часы, пока, наконец, не сел прямо.
— Мне нужно идти, нужно кое-что сделать до завтрашнего отъезда. Персонал больницы предупрежден, что нужно позвонить мне, как только они точно узнают, когда тебя выпишут, но и ты тоже позвони мне, чтобы кто-нибудь приехал за тобой.
— Напиши свой номер на бумажке, пожалуйста. Мой мобильный у Дженни.
Он записал его на той же бумаге, что и Сиена.
— Выздоравливай. Увидимся завтра.
Тренер ушел, и я снова осталась одна.
Я не позволяла себе думать о Култи и о том, почему он до сих пор не пришел проведать меня.
Я снова посмотрела телевизор, меня посетила медсестра и, в конце концов, около восьми я оставила надежду на то, что Немец придет проведать меня. Я имею в виду, мы были просто друзьями. Он не был моим парнем или кем-то еще. Кроме того, я уверена, что он узнал от кого-то еще, что со мной все в порядке.
Я встала с кровати и направилась в ванную, где приняла душ. Затем надела то же нижнее белье и больничную форму, которые мне разрешили носить после того, как я отказалась от рубашки с завязками на спине, и вышла из ванной. Как только дверь ванной открылась, я поняла, что в комнате кто-то есть. Я заметила на матрасе черно-зеленые кроссовки.
И действительно, в ближайшем к кровати кресле сидел угрюмый, хмурый Немец, закинув ногу на ногу, с букетом фруктов на коленях и пультом от телевизора на подлокотнике.