Слезы тут же навернулись ей на глаза.
— Какая команда?
— Нью-Йорк.
Никто из них ничего не сказал.
— Что ты собираешься делать? — спросила Харлоу.
— Надеюсь, поеду в Европу, — объяснила я. — Может быть. Если я кому-то понадоблюсь.
Глаза моей бедной Дженни наполнились слезами.
— Ты действительно покидаешь нас?
О, Боже.
— Я ухожу от этого, а не от вас, девочки. Ты же знаешь, что я никогда не нравилась Кордеро. Я не сильно удивлена, что он в конце концов решил избавиться от меня, но не могу поверить, что он пытался отправить меня в Нью-Йорк.
— Они никогда не позволят тебе играть, — покачала головой Дженни.
Рука обхватила мой локоть, прежде чем проложить дорожку до самой поясницы. Жар мужского тела обжег мне бок.
— Ты будешь в порядке, — сказал мужской голос.
Моему мозгу потребовалась секунда, чтобы осознать происходящее. Култи прикасался ко мне на публике, на тренировке, перед моими друзьями и теми, кто остался в раздевалке.
Когда он скользнул рукой вверх по моей спине и остановился на самом плече, напряжение покинуло мои легкие и плечи. Это был конец. Он был моим другом, и ничем больше. Мне нечего было скрывать, нечего было стыдиться. К черту. Я положила свою руку поверх его.
— Надеюсь, кто-нибудь возьмет меня.
— Возьмет, — заявил он с полной уверенностью.
Я рада, что хоть один из нас был уверен.
Он остановил на мне взгляд, будто даже не осознавал, что рядом были другие люди.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Я хотела спросить, о чем, но решила подождать.
— Увидимся позже? — спросила я Дженни и Харлоу, которые внимательно наблюдали за нами.
— Да, — согласились обе девочки.
Немец не стала дожидаться, пока мы доберемся до моей машины. Култи остановил меня посреди парковки с исключительно серьезным выражением лица.
— Они не собираются позволять тебе играть.
— Я знаю.
— Если мы ничего не предпримем, и команда перейдет на следующий этап, то и в финал тебя не пустят.
Горе и гнев были так похожи, что трудно было различить, кто из них будто сдавливает и прожигает мои легкие.
— Я знаю.
Култи сделал шаг вперед. За последние пару дней он отрастил бороду, и она идеально обрамляла его лицо, отчего глаза выглядели больше.
— Ты мне доверяешь?
Доверяю ли я ему? Моя голова слегка дернулась назад, а брови поползли вверх. Я лучше буду доверять.
— Да.
Его ноздри раздулись, он опустил голову. Он был похож на человека, которым я так долго восхищалась на поле.
— Давай поговорим с Кордеро.
Я только что сказала, что доверяю ему, но все еще хотела спросить, о чем, черт возьми, мы будем говорить с этой подтиркой. Доверие, верно? Он не собирался меня подставлять. Култи знал, что поставлено на карту.
Меня чуть не стошнило, но вместо этого я кивнула.
— Встретимся там, — сказал Култи, прежде чем скрыться в первом попавшемся туалете.
В порядке. Я понятия не имела, что, черт возьми, мы будем делать, но продолжала идти к кабинету Кордеро. Его секретарь сидела за столом. Она выглядела как образцовая пожилая секретарь, аккуратная, седые волосы коротко подстрижены, свитер на пуговицах поверх рубашки с воротником. Она создавала достоверное впечатление, что она хороший и добрый человек.
Она не была хорошим человеком, по крайней мере, никогда не была добра ко мне.
— Здравствуйте, миссис Брокавски. Я хотела бы поговорить с мистером Кордеро, пожалуйста. — Убейте их добротой, верно?
Грубая старая летучая мышь отвела взгляд от своего компьютера, оценивая меня с головы до ног и не найдя меня важной персоной, ответила:
— Для этого тебе надо записаться на прием.
Кто-то пропускал все любезности. Ладно.
— Не могла бы я поговорить с ним минут пять? Вот и все. Это очень важно, — подчеркнула я, пока врала будто оглохшей секретарше, которая отвернулась, чтобы снова сосредоточиться на экране компьютера.
— Я уже объяснила, что тебе нужно записаться на прием. У него есть место в понедельник в одиннадцать, — заявила она.
— Я не могу поговорить с ним сегодня?
Дама закатила глаза и не стала сдерживаться.
— Нет.
Очевидно, она не собиралась помогать мне.
— Все равно спасибо, — сказала я, прежде чем повернуться. И направилась в ту сторону, откуда пришла, намереваясь найти Немца и дать ему понять, что именно он должен заставить бешеного барсука впустить нас. Еще до того, как я покинула поле ее зрения, Култи, нахмурившись, уже шел ко мне.
— Она не пускает меня к нему, — объяснила я.
Он моргнул, затем схватил меня за руку, ладонь к ладони, и пошел со мной обратно к столу секретаря. Култи не ходил вокруг да около.
— Мне нужно поговорить с Кордеро. Сейчас.
Ее тонкие седые брови приподнялись, и она посмотрела, кто говорит. Все ее лицо изменилось, когда она увидела Немца.
— Мистер Култи, вам действительно нужно записаться на прием...
— Мне нужно увидеть его сейчас, — оборвал он ее.
Взгляд старой летучей мыши метнулся ко мне, и я увидела морщинки на ее носу. Точнее, многочисленные морщинки на носу.
— Позвольте мне узнать у него.
Ровно через пятнадцать секунд древний опекун мистера Кордеро стояла в дверном проеме, держа дверь широко открытой и жестом приглашая нас войти.
— Он примет вас сейчас.
Когда мы вошли, генеральный директор «Пайперс» сидел за своим столом, Култи шел впереди меня, все еще держа меня за руку. Я знала, как это будет выглядеть, и не находила в себе сил беспокоиться еще и об этом. Даже немного. Немец занял место подальше от двери. Я встала по другую сторону, наблюдая за Кордеро, который выглядел совершенно невозмутимым.
— Чем я могу вам помочь? — с отвращением спросил мужчина.
— Я подпишу контракт еще на год, если вы позволите ей сыграть следующие две игры, — сказал Култи прямо.
Я повернула голову и уставилась на него. Что?
Видимо, не только меня удивили его слова. Глаза Кордеро округлились.
— Вы сделаете это?
— При двух условиях. Во-первых, вы позволите ей играть в основном составе, — спокойно заявил Немец.
Самый старый человек в комнате, казалось, думал об этом почти ошеломленно.
— И это ваши условия?
— Первое.
Култи не хотел браться за эту работу. Он мне так и сказал. Что, черт возьми, он делает?
— Рей, — прошептала я.
Немец повернулся, чтобы бросить на меня еще один взгляд, который напомнил мне, что я обещала ему доверять.
Черт возьми.
— Да или нет? — спросил он у Кордеро.
— Я... — Он запнулся. — Я не могу держать вас обоих на поле одновременно. Были жалобы и от других игроков…
Король поднял руку, бросив на меня многозначительный долгий взгляд, значение которого я не понимала, пока он не закончил говорить.
— Я не буду присутствовать на обеих играх, — предложил он, наблюдая за мной.
На этот краткий миг время остановилось.
Кордеро понятия не имел, что только что вырвалось у Култи. Он слышал слова, но не понимал их смысла. Я слышала слова и понимала, но… но…
— Нет, — ответила я.
Он ни разу не прервал зрительный контакт со мной, желая, чтобы я действительно поняла, что он имел в виду, что он хотел, чтобы я поняла.
— Да.
— Рей. Ты не понимаешь, что делаешь.
Немец пристально посмотрел на меня, его лицо было одновременно напряженным и безмятежным.
— Я никогда ни в чем не был так уверен.
О кровавый кромешный ад.
— Ты не будешь присутствовать на матчах, чтобы позволить ей играть? — удивленно переспросил Кордеро, очевидно, он не настолько рассеянный, как я думала.
Для Култи не появляться на играх…
Не колеблясь и по-прежнему глядя прямо на меня, Пумперникель сказал генеральному директору «Пайперс»:
— Да. Мы договорились?
Кордеро, казалось, только на минуту задумался над своим ответом.
— Ладно. Мы заключили сделку, если ваше следующее требование не будет абсурдным.
Я не могла не смотреть на Култи. Все мое тело было сосредоточено на нем, на его словах, на его лице и на этом чувстве внутри меня, которое, казалось, будет сжимать мои голосовые связки до тех пор, пока они не лопнут.
— Хорошо. Еще я хочу, чтобы вы взглянули на контракт Сал. Я выкупаю ее, и мне нужно знать, на какую сумму выписать чек, — объяснил Сарделька. Прежде чем я успела возразить, он убедился, что говорит со мной, а не с генеральным директором. — Не спорь. Ты бы сделала это для меня.
— Только потому, что я сделала бы…
— Я сделаю для тебя все, что угодно.
Ох. Твою мать.
Мой здравый смысл испарился, и мои воображаемые яичники принесли себя в жертву. Мое сердце бам-бам-отбивало бит, которого никогда не знало раньше. В двадцать семь у меня будет сердечный приступ. Господи.