При этом надо учесть, что первоначально римляне знакомились с элементами греческой культуры лишь через посредство этрусков и городов Великой Греции (если не считать самых ранних контактов с ахейским миром). В полной мере они соприкоснулись с нею лишь в III в. до н. э., когда эллинская культура уже стала культурой эллинистической, т. е. когда полисы вошли в состав эллинистических царств и перед гражданами полисов, ставших подданными царей, встали новые проблемы, еще не стоявшие перед римскими гражданами, лишь два века спустя оказавшимися в положении подданных и лишь тогда в полной мере понявшими своих эллинистических предшественников.
Таким образом, при сходстве в базисе, облегчавшем гражданам Рима освоение духовного наследия греческих полисов, на пути к полному заимствованию ими греческой культуры в тот период, когда они получили возможность хорошо ее узнать, стояло два барьера: известное различие в системе ценностей и различие стадиальное.
Как при таких условиях в те или иные эпохи римской истории воспринимались и перерабатывались эллинские и эллинистические влияния, как синтезировались римские и греческие основы в единую позднеантичную культуру и какой вклад внесли в нее римляне — один из важнейших вопросов, непосредственно связанных с упоминавшейся проблемой открытых и закрытых культур.
Но он имеет еще одну сторону. Достаточно известно, что постепенно формировавшаяся греко-римская, античная культура по мере увеличения римской державы, превратившейся в Римскую империю, так или иначе распространялась по римским провинциям, в свою очередь вносившим в нее свой вклад. Обычно этот процесс определяют, с одной стороны, как романизацию провинций, с другой — как ориентализацию и варваризацию империи, что вело к некоему синкретизму, особенно ярко проявлявшемуся в сфере религии, но нашедшему свое выражение и в других областях. Здесь опять-таки возникает необходимость выявить корни, сущность и значение таких процессов и факторов, тормозивших их или стимулировавших. Очевидно, что факторы эти были связаны с факторами базисными, определявшими возможность проникновения и освоения иноземных влияний. Романизации культурной предшествовала и сопутствовала романизация социально-экономическая. Система ценностей, мировоззрение, сложившееся на основе строя античной гражданской общины, могли утвердиться в тех областях империи, где гражданские общины, античные города играли ведущую роль. Там, где в большей или меньшей степени сохранялись дорийские отношения (кровнородственные и сельские общины, внегородские имения местной знати и храмов), население могло усваивать латинский и греческий языки, называть своих богов римскими и греческими именами, воспринимать некоторые формы римского образа жизни, но все это не разрушало основ его мировосприятия. Когда ослабело влияние в провинциях римского и романизованного правящего класса и он стал сменяться новым, вышедшим из глубин провинциального населения, стали выступать на поверхность, крепнуть близкие этому новому господствующему классу элементы культуры, в той или иной мере оплодотворенные элементами культуры античной. Следовательно, они никогда не умирали, а были, так сказать, лишь загнаны вглубь, давая, однако, так или иначе о себе знать и в религии, и в искусстве, предшествовавшем греко-римскому провинциальному искусству и его пережившем. Как сочетались культура и мировоззрение римского и туземного провинциального населения — вопрос, неизбежно встающий перед исследователем.
С другой стороны, нельзя обойти молчанием и влияние провинций на Рим. Влияние западных провинций заметно в общем мало, хотя кое в чем оно все же обнаруживается (например, в распространении по Италии, видимо, заимствованного из Галлии культа строительных инструментов как символа созидательного труда и честной жизни; в заимствованиях некоторых элементов обычного права, связанного с общинами; в типичной для поздней античной культуры идеализации жизни «варваров», основывавшейся на некоторых чертах строя жизни германцев, британцев, гетов). Слабость такого влияния понятна, поскольку стадия развития народов большинства западных провинций была для римлян давно пройденным этапом.
Гораздо ощутимее влияние восточных провинций с их тысячелетней государственностью и культурой. Но и это влияние, «ориентализацию», нельзя преувеличивать. Заимствовалось то, что не противоречило мировосприятию римлян. Так, в частности, было с восточными культами, из которых устранялись некоторые части их ритуала, противоречившие римской этике. Даже в III в. н. э., когда, по распространенному мнению, «ориентализация» империи зашла очень далеко и восточные культы среди некоторых слоев населения сильно распространились, императору Элагабалу не удалось ввести почитание своего эмесского бога, сопровождавшееся, с точки зрения римлян, дикими и непристойными обрядами. А когда Аврелиан ввел общеимперский культ Непобедимого Солнца, он построил его по привычному для римлян образцу.
«Ориентализация» империи, как и романизация провинций, связана с социально-экономическими и политическими процессами. Когда базой империи стали не города и класс городских собственников, не известное разделение труда между хозяйствами, областями, провинциями, связывавшее их экономически, а самоудовлетворяющиеся сельские общины и огромные имения знати и императоров, объединить империю, противодействовать усилившимся центробежным тенденциям могли только связи «деспотические», абсолютная власть «божественного» императора. Императорская власть, фактически слабея, внешне все более становится подобна власти восточного царя с ее теократическим оформлением. Но и тогда ядро римской системы ценностей остается известным барьером для проникновения принципиально чун; дых ей элементов этой идеологии. Следовательно, о синкретизме, если понимать под ним более или менее механическое соединение идей, образов, представлений, можно говорить лишь очень условно. Впитывающая такие образы и идеи система эволюционирует по своим внутренним законам, сохраняя на разных этапах эволюции свою целостность и заимствуя лишь то, что этой целостности не противоречит.
Таким образом, авторам настоящей работы прежде всего необходимо было выяснить, каков механизм взаимодействия культур в процессе формирования и эволюции единой римской, а затем позднеантичной культуры. При этом авторы исходили из определенного представления о факторах, обусловивших характер и эволюцию римской культуры как культуры римской гражданской общины со всеми ее характерными особенностями и обусловленным ею мировосприятием.