Французские исследователи «примеров» обращают особое внимание на «усовершенствование интеллектуальной техники» в сборниках конца XIII и XIV веков, выразившееся в детальной рубрикации «примеров», введении в ряде компиляций алфавитного порядка их размещения: основные темы выстраивались авторами в порядке алфавита (от Acedia до Usura), и к ним подбирались соответствующие анекдоты, что облегчало проповеднику их использование. Однако основной фонд «примеров» не столько обновлялся, сколько обогащался за счет включения новых дополнений; рассказы, использованные в раннее средневековье и в XII–XIII веках, встречаются и в сборниках более позднего периода, нередко с теми или иными вариациями.
В некоторых сборниках, построенных по алфавитному принципу, их составители прибегают к перекрестным отсылкам, предполагающим различное использование одного и того же «примера». Под той или иной рубрикой собрано несколько рассказов; в конце многих из них содержится указание: «смотри также…» или «к этому подходит также сказанное ниже (или выше)», и далее называется слово, обозначающее другую рубрику.
Таков, в частности, «Алфавит примеров» доминиканца Арнольда Льежского (рубеж XIII и XIV веков). Здесь в рубрике «Женщина» встречаются отсылки к рубрикам «Целомудрие», «Супруги», «Разврат», «Плоть», «Речь», «Нарушение верности», «Змей», «Молчание», «Похоть», «Соблазн», «Прикосновение» и др.[49].
Exemplum теснейшим образом связан с устным рассказом, и самая структура его записи воспроизводит его форму[50]. Если часть «примеров» представляет собой пересказ более ранних письменных текстов (античности, средних веков), то другие «примеры» и, как уже подчеркивалось, наиболее интересные для историка культуры, циркулировали до их фиксации в устной форме или вообще были записью животрепещущей новости, включая личный опыт автора. В этом смысле показательно обильное употребление глагола audivimus (слышали), которым вводится повествование в большинстве «примеров» Жака де Витри. У французского проповедника этот глагол встречается в 160 случаях, тогда как глагол legimus (читали) — в 75 случаях, глагол dicitur в 45, memini, novi, vidi (помнил, знал, слышал) в 34 случаях. По наблюдению К. Бремона, выбор этих глаголов не произволен, но соответствует используемому Жаком де Витри каналу информации. Там, где встречается глагол legimus, проповедник черпал материал из своей библиотеки; это жития, хроники, античная басня. Audivimus действительно вводит записываемый им устный рассказ[51]. Отметим, что эти вводные глаголы все же не всегда выбраны адекватно, но, во всяком случае, уместно вновь подчеркнуть условность термина «автор» в применении к тем, кто сочинял сборники «примеров», — с большим основанием их можно было бы назвать «компиляторами». Они не столько сочиняли, сколько фиксировали, перерабатывая по-своему, в собственных целях, расхожий фонд устных рассказов, пришедших к ним, возможно, не прямо с улицы, а культивируемых в монашеской среде, впрочем, открытой миру и восприимчивой к его голосам.
37
Кафедра проповедника. Работа Джованни Пизано. 1298–1301
Как показали Ле Гофф и Шмитт, XIII век был веком возросшей значимости слова. На смену слову авторитетов (Библии, отцов церкви), шедшему как бы «сверху вниз», приходит слово, распространяющееся «горизонтально», — слово проповеди и «примера», индивидуализированное и предполагающее диалог. В XIII веке впервые стали слышны голоса «маленьких людей» — простолюдинов, крестьян, работников, женщин, и доносятся они до нас именно в «примерах». В ответ на вопрос, почему Христос не писал, Фома Аквинский отвечает: Христос, обращаясь к сердцам, ставил слово выше писания (Summa Theol. III, qu.32, art. 4). Тринадцатый век был свидетелем «взрыва слова», и никогда, ни раньше, ни позднее, «ученое слово» и «народное слово» не были так близки друг к другу. Упомянутые авторы, ссылаясь на Салимбене, отмечают, что, согласно тогдашним представлениям, слово проповедника творило чудеса. Знаменитый проповедник Бертольд Регенсбургский сделал так, что некий пахарь, который жаждал его услышать, но не смог прийти на его проповедь, тем не менее всю ее услышал и запомнил, находясь на расстоянии тридцати миль. Между тем, после 1300 года наступает эпоха господства книги, «болтливость» осуждается, восхваляется молчание, и слово народа расходится со словом образованных. Проповедь «окаменевает»[52]. Ее упадок и вырождение засвидетельствованы, в частности, Данте («Рай», XXIX. 115–117: «Теперь в церквах лишь на остроты падки Да на ужимки; если громок смех, То куколь пыжится и все в порядке»).
50
52