С точки зрения истории художественного вымысла в литературе исторический роман и «саги об исландцах» — это диаметрально противоположные жанры. Ведь не в том сущность исторического романа, что он — повествование о жизни людей прошлого и что он — вымысел. Повествования о людях прошлого существовали и до возникновения исторического романа, и всякое повествование о событиях — в большей или меньшей степени вымысел. Сущность исторического романа в том, что с его возникновением художественная трактовка прошлого была противопоставлена его научной трактовке. Исторический роман возник в начале XIX в. в результате распространения «реализма правдоподобия» на новую область — историческое прошлое. Это стало возможным в. эпоху романтизма, с развитием исторической точки зрения в разных областях искусства и науки. Только тогда стало возможным в изображении прошлого сознательно стремиться к правдоподобию, которое не было исторической правдой. Еще в XVIII в. исторический роман был невозможен. В историческом романе обращение к прошлому обусловлено тем, что художественный вымысел уже давно стал осознанным и, в частности, уже давно применялся в изображении современности. В «сагах об исландцах», наоборот, обращение к прошлому обусловлено тем, что художественный вымысел еще не стал полностью осознанным и поэтому не мог применяться в изображении современности.
В силу того, что «саги об исландцах» были «реализмом правды», у них была как бы двойная функция: они должны были быть не только «забавными», т. е. удовлетворять эстетическим требованиям, но и «правдивыми», т. е. удовлетворять потребность в знании фактов прошлого. Поэтому в «сагах об исландцах» стремление к фактической точности органически сочеталось с художественным мастерством — органически сочеталось то, что уже больше вообще не может сочетаться, с тех пор как пути истории и художественной литературы разошлись и вымысел стал осознанным и полноправным средством в литературе. Отсюда огромная убеждающая сила «саг об исландцах». Не случайно до самого последнего времени в Исландии господствовала непоколебимая вера в безусловную правдивость «саг об исландцах». Крупнейший исландский ученый прошлого поколения Финнур Йоунссон верил всю жизнь в то, что «саги об исландцах.» — это историческая правда. Всякий исландец готов был скорее допустить, что гора передвинулась на другое место или река потекла вспять, чем поверить в возможность фактической ошибки в «сагах об исландцах».
В одной своей статье Лакснесс[39] приводит ряд примеров того, как его соотечественники, хорошо знакомые с местами, упоминаемыми в «Саге о Греттире», тем не менее не замечали ошибок в трактовке этих мест в саге или оправдывали эту трактовку объяснениями, явно притянутыми за волосы. В саге говорится, например, что однажды Греттир проплыл всю речку Хитарау, от горного озера, из которого она вытекает, до моря. Речка эта, однако, так мелка и камениста, что плыть по ней, конечно, невозможно. «Те, кто живут на Хитарау, наверно не очень-то верят в этот подвиг Греттира?» — сказал Лакснесс молодому образованному исландцу с хутора на этой речке. «Да, но зимой вода в речке иногда очень подымается», — ответил тот. Зимой, однако, температура воды в ней около нуля, и плыть в ней невозможно из-за торосов и льдин. «Во что же нам здесь в Исландии остается верить, если наши саги подвергаются сомнению?» — сказала, по словам Лакснесса, одна образованная пожилая дама, выражая общее мнение своего поколения.
И, в сущности, почему бы действительно не продолжать считать «саги об исландцах» своего рода правдой? Ведь всякое повествование о фактах, даже рассказ очевидца о событии, которое произошло за несколько минут до рассказывания, — не копия, снятая с фактов с математической точностью, а большее или меньшее отклонение от фактов, т. е., строго говоря, вымысел. Однако такой рассказ считается правдой, если степень его отклонения от фактов не превышает той, которая по господствующим представлениям допустима в данном жанре. Отличие правды «саги об исландцах» от правды современного исторического исследования только в степени отклонения от фактов, допустимых в соответствующих жанрах.
Странно, однако, что убеждающая сила «саг об исландцах» действует и в противоположном направлении. Насколько слепо все в Исландии верили в то, что эти саги — чистая правда, настолько же слепо верят сейчас некоторые ученые, особенно немецкие, в то, что саги — художественный вымысел и ничего больше. Роль устной традиции в создании «саг об исландцах» они полностью отрицают. За сознательное художественное мастерство принимается то, что на самом деле было стремлением к правде в ее архаичном понимании. Исключительная обстоятельность «саг об исландцах», обилие имен и прочих сведений, не необходимых для понимания действия, — все это истолковывается как сознательный литературный прием, аналогичный приемам мастеров романа нового времени. Как сознательный литературный прием истолковывается иногда даже то, что в саге сообщаются факты, из которых для современного читателя выясняется психологическая ситуация, явно непонятная для автора саги: он якобы нарочно притворяется, что не понимает ситуации, и тем самым делает ее изображение особенно объективным.
39
Статья Лакснесса, о которой идет речь, опубликована в «Poliliken's kronik» 27 ноября 1960 г.