Действие в сказках об утилегуманнах, как правило, остается в пределах реально возможного. Фантастики, подобной той, которая обычна в волшебных сказках, в них никогда нет. Все же какой-то оттенок сказочности в них обычно есть. В утилегуманне нередко появляется какое-то отдаленное сходство то с трётлем, то со скрытым жителем, то с колдуном. В ситуации, как будто реалистической, прощупывается мотив волшебной сказки. Поэтому сказка об утилегуманне — это как бы сказка, перелицованная в реалистический рассказ, но перелицованная так, что нет, нет, да и проглянет в реалистическом рассказе какой-то фантастический подтекст.
Не меньше, чем сказки об утилегуманнах, распространены в Исландии сказки о колдунах. Вера в существование людей, которые могут вызывать сверхъестественные явления, — понятное проявление мечты нищего и беспомощного народа о богатстве и могуществе. На почве этой веры возникали в Исландии сказки-бывальщины о колдунах. Среди этих сказок есть оптимистические, или сказки о добрых колдунах, и пессимистические, или сказки о злых колдунах. В первых сверхъестественное служит на пользу людям или по меньшей мере не приносит никому вреда. Во вторых оно используется в злых целях. В этих сказках господствует представление, что зло — единственный путь к богатству и могуществу.
В исландских народных сказках колдун — это чаще всего священник, пастор, иногда даже епископ. Самый знаменитый из таких колдунов — это Сэмунд Мудрый. Из исторических источников известно, что Сэмунд Сигфуссон по прозвищу Мудрый был священником, учился в Париже, славился своей ученостью. Годы его жизни 1056–1133. Впоследствии ему приписывалась «Старшая Эдда». До сих пор существует хутор Одди, где когда-то жил Сэмунд, а в конце XII в. — Снорри Стурлусон, который там воспитывался. Сейчас это вполне современный хутор, расположенный среди широкой равнины на продолговатом холмике, похожем на кита, выброшенного на берег. На склоне холмика стоит церковь с белыми стенами из рифленого железа и коричневой крышей и такой же дом, где живет пастор, он же — хозяин хутора. Рядом расположены службы с ярко-красными с зеленым стенами, тоже из рифленого железа. Только овцы, которые стоят сгрудившись на вершине холмика, вероятно такие же, какие были во времена Сэмунда или Снорри. Нигде не видно ни одного деревца. В ясные дни отсюда, как и с Бергтоурсхвотля, где жил Ньяль, на горизонте видны горы, а на юге — скалы островов Вестманнаейяр. Но в пасмурный день кажется, что хутор расположен на островке среди туманного океана.
Хотя очевидно, конечно, что в сказках о Сэмунде нет ничего исторического, все же тот, кто знает их, невольно спрашивает себя, попав в Одди, а где же колодец, из которого Сэмунд заставил черта носить воду в дырявых сосудах? Где курган, в котором зарыто заклятое сокровище с корабля, разбившегося о берег неподалеку отсюда? А хлев, который черт чистил по приказанию Сэмунда? А камень, который черт ударил кулаком? А луг, с которого старуха Торхильд бросала целые стога сена на двор Сэмунда? А ров, образовавшийся, когда черт тащил по земле вязанку нарубленного им леса? А каменная плита, в которой есть впадина от того, что черт по приказанию Сэмунда вылизывал с нее навоз? Впрочем, наверно еще есть в Исландии старики, которые могли бы уверенно ответить на эти вопросы. Но едва ли ответит на них молодой парень в джинсах, который как раз собирается куда-то с хутора на джипе.
Сэмунд — типичный добрый колдун. Сэмунд, приготовившийся ударить книгой по голове черта, который в образе тюленя доставил его из Парижа в Одди (так изобразил Сэмунда Аусмунд Свейнссон в своей известной скульптуре), — это символ победы книги над темными силами. По-видимому, сказки о добрых колдунах, как правило, относятся к эпохе до XVII в., когда исландский народ еще не так страдал от нищеты и гнета, как в XVII в. Но позднее снова стали появляться сказки о добрых колдунах. Так, об Эйрике из Вохсоуса (годы его жизни — 1667–1716) рассказывается, в частности, что одного крестьянина, который не ходил в церковь, он проучил с помощью черта, хотя и был пастором. У него самого, судя по одной сказке, был только тот недостаток, что он любил выпить.