Выбрать главу

Роль Ашоки в этой новой сети обмена была не только ролью импортера. Как только он адаптировал искусство изготовления каменных столбов и использования различных систем письма для своих целей и объединил их с устными традициями буддизма, он приступил к отправке этого нового культурного пакета за границу. Буддийские идеи о преодолении страданий и достижении просветления хорошо подходили для экспорта, поскольку они не были направлены на определенную группу или класс. Ашока стал их самым важным ранним защитником, приложив силу царя к этому миссионерскому движению с универсальной привлекательностью. В одном каменном эдикте он гордится общей привлекательностью своей философии:

везде люди следуют наставлениям Возлюбленного Богов [Ашоки] в Дхарме. Даже там, где посланники Возлюбленного Богов не были, эти люди тоже, услышав о практике Дхармы, о постановлениях и наставлениях по Дхарме, данных Возлюбленным Богов, следуют им и будут следовать и впредь. Это завоевание одержано повсюду, и оно дает великую радость - радость, которую может дать только завоевание Дхармы.

В другом указе Ашока заявляет, что он принес новую идею царствования, дхарму, в Персию и Грецию, именно в те культуры, из которых он позаимствовал определенные культурные приемы. Хотя Ашока правильно определил буддизм как потенциально успешный экспортный продукт, он ошибся в том, в каком направлении он будет развиваться. Лишь немногие источники на Западе упоминают буддизм, и есть мало признаков того, что дхарма Ашоки оказала длительное влияние на Месопотамию, Грецию или Египет, хотя в Персии существуют буддийские традиции.

Пока Ашока смотрел на запад, наибольший успех буддизм ждал на востоке. Буддийские монахи путешествовали в Китай, а позже в Корею и Японию, а также в Юго-Восточную Азию, распространяя слово Будды (и в конечном итоге привлекая паломника Сюаньцзана в Индию). Этот экспорт создал вторую, обновленную сеть обмена, Шелковый путь, который ускорил интеграцию евразийского континента.

Ашока думал о том, чтобы оказывать свое влияние не только в пространстве, но и во времени. Возможность проецировать свои мысли в будущее, в конце концов, была главной привлекательной чертой письменности на каменных столбах. На своем великолепном столбе, который впоследствии был перевезен в Дели султаном Фирозом, Ашока провозгласил: "Я приказал начертать этот эдикт о Дхарме, чтобы он мог существовать вечно", повторяя почти дословно желание султана Фироза, пятнадцать сотен лет спустя, чтобы колонна стала памятником ему самому до Судного дня. В другом указе Ашока развил ту же идею: "Везде, где есть каменные столбы или каменные плиты, там должен быть выгравирован этот указ Дхармы, чтобы он мог долго сохраняться". Письмена на камне создавали новое ощущение постоянства. Записи Ашоки являются самыми ранними письменными документами на шрифте брахми и самым ранним из сохранившихся случаев использования письменности индийским царем.

И все же Ашока переоценил долговечность письменности по сравнению с устной передачей, что нетипично для культур, сформированных письменностью. (Платон переоценивал письменность, хотя и критиковал ее). Ашока не совсем понимал, что письменность должна была не только противостоять коррозии времени - проблема, которую можно было решить, написав на камне, - но и что должны были существовать люди, способные расшифровать ее. Если вы хотели поговорить с будущим, вам нужно было положиться на существование целой инфраструктуры письменности, со школами и другими действующими линиями передачи от одного поколения к другому. Указы Ашоки, даже если они сохранились физически, стали нечитаемыми. Именно устная традиция сохранила связь между Ашокой и столбами, в то время как надписи на столбах стало невозможно прочитать.

Окончательно подтвердив веру Ашоки в долговечность письменности, его шрифт был расшифрован в 1830-х годах в ходе еще одной жестокой межкультурной встречи. К XIX веку мусульманское правление над царством Ашоки закончилось, и Индия оказалась под контролем огромной британской компании, Ост-Индской компании, которая использовала субконтинент для обогащения своих акционеров в новой, алчной форме колониализма. Контроль над территорией и людьми также требует культурных знаний, поэтому Ост-Индская компания начала изучать далекое прошлое Индии, собирая рукописи и культурные артефакты и перевозя многие из них в Лондон (так же, как бюст Нефертити был позже перевезен в Берлин). Этот акт культурной реквизиции сопровождался попытками расшифровать письменность брахми. Джеймс Принсеп, археолог, филолог и сотрудник Ост-Индской компании, внес значительный вклад в дешифровку этой письменности, используя статистические методы, а также опираясь на работу норвежского ученого Кристиана Лассена, который использовал двуязычную греко-брахмийскую монету времен правления индо-греческого царя Агафокла (190-180 гг. до н.э.), подобно тому, как Жан-Франсуа Шампольон использовал Розеттский камень для расшифровки египетских иероглифов. И вот спустя более двух тысяч лет после смерти Ашоки его голос, его идея царствования и его усилия во имя буддизма вновь стали разборчивыми.

Ашока поднимает множество интригующих вопросов о прошлом и межкультурных контактах. Что происходит, когда одна культура посылает миссионеров в другую? Следует ли оставлять такие культурные объекты, как столб Ашоки, там, где они были изначально установлены, или же перемещать их на новые места? Конечно, султан Фироз просто захватил колонну и использовал ее в своих целях; но с другой стороны, можно утверждать, что колонна была предназначена для того, чтобы ее нашли и использовали в будущем, что Ашока поставил ее именно с этой целью. Каждое поколение должно пройти через нелегкое сплетение разрушения и созидания, которое порождает культурный контакт. Если смотреть ретроспективно, то большая часть культуры включает в себя прерывание, непонимание и неправильное прочтение, заимствование и кражу, поскольку прошлое раскапывается, берется и используется в новых целях. Осознание этих переплетений - вот истинный урок, который можно извлечь из этого необычного царя и его столба, который был воздвигнут, заброшен, неправильно понят, забыт, вновь открыт, перемещен и, наконец, снова расшифрован. Пусть его послание останется в веках.

ГЛАВА 4. ЮЖНОАЗИАТСКАЯ БОГИНЯ В ПОМПЕЯХ

Статуэтка небольшая, девять с половиной дюймов в высоту, искусно выполненная, женская фигура обращена вперед в сложной позе. Ее левая нога переступила через правую, а правая рука тянется вниз по спине, в то время как левая рука тянется вверх. Голова слегка повернута влево. Ее окружают две маленькие служанки, доходящие ей только до пояса, одна из них держит коробку с косметикой. У женщины длинные волосы, которые она заплетает в косы, и она искусно украшена драгоценными камнями: кольца на обеих голенях и руках, жемчуг на шее и пояс на талии. Статуэтка сделана из слоновой кости азиатского слона, который в настоящее время находится в списке исчезающих видов, на ней написана единственная буква sri в шрифте кхарости, используемом на северо-западе Индии (в том числе Ашокой в двух его северных наскальных эдиктах), что указывает на происхождение статуэтки. Это позволяет предположить, что фигурка может представлять богиню Лакшми или другую фигуру, связанную с плодородием, из пантеона богинь и духов Южной Азии.

С северо-запада Южной Азии статуя начала свое путешествие на запад. Вероятно, она путешествовала по суше через Бактрию в Персию, а оттуда в Месопотамию, преодолевая высокие горные хребты и пустыни, прежде чем прибыть на территорию современной Турции. В качестве альтернативы она могла выбрать морской путь, который предполагал путешествие по суше на юг к Индийскому океану и плавание на лодке к Персидскому заливу или вокруг Аравийского полуострова к Красному морю, преодолевая сезонные муссонные ветры, а также пиратов. Там ее подобрали бы купцы и привезли через восточную пустыню к Нилу, где ее перевезли бы на плоской барже в Александрию, великий портовый город, основанный Александром Македонским. Из Александрии ее погрузили бы на лодку, чтобы она гребла и плыла по Средиземному морю в сердце Римской империи.

К первому веку нашей эры Римская империя распространилась на Египет и Палестину на юге, Грецию, Малую Азию и Месопотамию на востоке, Галлию на севере и Пиренейский полуостров на западе. Это был непреодолимый подъем, который вскоре достигнет точки своего наибольшего территориального расширения. Обмен людьми и товарами в империи был оживленным, объединяя людей, живущих за тысячи миль друг от друга, в единую сеть.