Использование вымышленных персонажей, чтобы подчеркнуть ренессансное восстановление прошлого, было лишь частью техники Элиот. Другой частью было ее собственное исследование. Она разыскивала книги и источники в библиотеках и архивах на итальянском, греческом, французском и латыни, ища информацию об экономике, религии и деталях повседневной жизни пятнадцатого века, включая различные диалекты. Она называла свои тетради, полные ссылок, списков, хронологий и заметок, "каменоломнями" - термин, который подчеркивал, как далеко вглубь исторических слоев, как ей казалось, она копает. Месяцы исследований превратились в годы, в течение которых она также посетила Флоренцию, чтобы воочию увидеть улицы, здания и холмы, окружающие город. Льюс начал беспокоиться и попросил друга умолять Элиот прекратить исследования и начать писать. Может быть, друг напомнил Элиот, что она пишет не энциклопедию, а роман? Каким-то образом Элиот заблудилась в прошлом, почти как отец Ромолы или даже как Касобон. Искала ли она ключ к итальянскому Возрождению?
Но в отличие от Касобона и де Барди, Элиот справилась. В конце концов, она приобрела подробные знания, которые считала необходимыми для написания исторического романа, соответствующего новым историческим стандартам, полного отчетливых голосов, запахов, еды, инструментов и привычек. Менее известные романисты, например, те, которых Элиот критиковала, использовали обстановку и предметы экономно, чтобы набросать сцену, на которой будет разворачиваться действие. Но Элиот понимал, что избыток деталей создает впечатление исторической реальности. (Этот прием используется и по сей день, в том числе и нашими историческими романистами, такими как Хилари Мантел).
Несмотря на относительный успех романа, написание "Ромолы" не было процессом, который Элиот хотела бы повторить. Несмотря на то, что она надеялась создать роман в духе Фейербаха, Риля и других, подчеркивающих материальные обстоятельства, в итоге получилось нечто более близкое к Гегелю: роман, оживленный идеями, в котором разные персонажи представляют разное отношение к классической древности: активный ученый (де Барди); исследовательский помощник (Ромола); радикальный противник (Савонарола). Элиот решила в будущем по-другому подойти к своему проекту написания исторических романов. Результатом стал ее шедевр: Миддлмарч.
Миддлмарч" - это роман о прогрессе на многих уровнях, прежде всего, о социальном и политическом прогрессе. Действие романа происходит во время дебатов по поводу Первого закона о реформе 1832 года, в котором предлагалось внести изменения в систему голосования, которая в то время позволяла голосовать только 2,6 процентам населения. Закон о реформе расширил избирательное право, включив в него мелких землевладельцев, лавочников и фермеров-арендаторов, увеличив число имеющих право голоса с 400 000 до 650 000 человек. Если раньше женщинам было запрещено голосовать по обычаю, который допускал редкие исключения, то теперь они были прямо исключены, так как Закон о реформе определял избирателей как мужчин, напоминая, что прогресс в одной области иногда приводит к регрессу в другой. (В некоторых районах Закон о реформе также лишил права голоса некоторых избирателей из рабочего класса).
В "Миддлмарче" прогресс обсуждается не только в форме закона о первой реформе , но и в других формах, например, когда землемер, работающий на железную дорогу, подвергается нападению тех, кто надеется удержать компанию от расширения железнодорожных линий. Прогресс также проявляется в стремлении Доротеи улучшить жилищные условия своих арендаторов, в санитарных реформах и строительстве больниц, основанных на последних научных исследованиях. Повсюду эти попытки прогресса, расширения избирательных прав, улучшения условий жизни бедных, науки и улучшения транспорта блокируются и высмеиваются, иногда из-за корыстных интересов, иногда из-за устаревших взглядов. В "Миддлмарче" Элиот показала своим читателям - с выгодой для себя и с учетом сорокалетней ретроспективы - общество, борющееся с прогрессом, и реальность уменьшения ожиданий, когда возвышенные идеи сталкиваются с суровой действительностью. Элиот написала "Миддлмарч" после принятия Второго закона о реформе 1867 года, который привел к гораздо более фундаментальным изменениям в избирательном праве, добавив почти миллион мужчин-избирателей, включая многих представителей рабочего класса, что было бы немыслимо для героев романа Элиот.
Разница между двумя законопроектами о реформах создавала именно то, чего хотела Элиот: историческую перспективу, основанную на прогрессе. В то время как ее герои боролись с ранними, более скромными реформами, ее читатели знали, что первый законопроект на самом деле был успешным, а также то, что он будет заменен другим, гораздо более масштабным. Такая перспектива создавала впечатление исторического импульса, неизбежно направленного в сторону эмансипации. Оставив позади свои собственные трудности с Ромолой, Элиот создала роман, в котором все ее прежние эксперименты с реализмом и историческими романами нашли новое применение. Теперь цель заключалась не в том, чтобы вложить различные идеи о прошлом в исторически точные условия, а в том, чтобы показать ход истории. В "Миддлмарче" Элиот написала романистический аналог работы великих историков.
Благодаря Элиоту исторический роман занял свое место наряду с другими институтами сохранения истории, такими как музеи, а также произведениями повествовательной истории, в распространении нового историзма и обеспечении его доступности для более широких слоев населения. Это тоже было частью нового понимания прогресса: идеи были предназначены не только для небольшой элиты, но и для более широкой читательской аудитории.
Мы все еще живем в эпоху историзма, эпоху, которая поощряет тщательно проработанные исторические романы (которые, как правило, теперь содержат списки исторических источников), музеи, оригинальные произведения и фрагменты прошлого, а также библиотеки и архивы. С девятнадцатого века мир устремился в будущее, а это значит, что прошлое становится все более ценным именно потому, что кажется, что оно исчезает навсегда. Если раньше люди повсюду сталкивались с остатками прошлого, которые казались им странными и непонятными, что заставляло их возрождать и восстанавливать утраченное, то теперь это чувство утраты воспринимается как неизбежность. Поэтому мы создали новые институты сохранения, от археологических памятников до музеев и библиотек, и мы полагаемся на профессионалов, таких как историки и обученные кураторы, а также романисты, чтобы вернуть прошлое с грани окончательной утраты.
Новая наука о прошлом дала нам много знаний о прошлом и разнообразии человеческого опыта, хотя многие ее теоретики и практики находились в плену искаженных представлений о том, что считается высокой культурой, шедевром или признаком цивилизации. Отчасти это происходило из-за того, что идея прогресса двигала этой наукой, что приводило к предвзятым представлениям о том, кто был впереди, а кто позади. В итоге эта наука могла сказать людям, что они раскопали, но не могла сказать им, что означают эти раскопанные предметы и что с ними следует делать. Мы, пришедшие позже, должны были разобраться в этом сами.
ГЛАВА 14
.
ЯПОНСКАЯ ВОЛНА БЕРЕТ МИР ШТУРМОМ
Кацусика Хокусай, цветная гравюра "Большая волна у берегов Канагавы", 1825-38 гг. (ИНСТИТУТ ИСКУССТВ ЧИКАГО)
Большая волна вздымается, как гора, возвышаясь над узкими лодками и их отчаянными гребцами, готовая обрушиться на них с жестокой силой. Она массивна, заполняя небо стеной воды, и опасно жива, протягивая свои щупальца из белой пены и брызг угрожающе в сторону гребцов. Не только эти хрупкие люди находятся в опасности. Волна настолько непомерна, что даже превосходит гору Фудзи, которая робко возвышается вдали, ее заснеженная шапка не сравнится с белой судорогой, готовой поглотить ее. Волна атакует все: лодки, гребцов, гору, даже небо.