— Уйдет!
— Не хватит?
— А здоровье? — лётчик скукожился как древний дед.
Они от души посмеялись.
— Кроме шуток, зачем согласился?
— Зачем люди работают?
— За бабки. Ясно, — лётчик поднялся с ящика, отряхнул невидимую пыль с колен. — Пошли, закончим!
Через пару часов они сгрузили багаж и занесли в избушку ящики.
— Темняет. Пора! — сказал командир. — Михал Ваныч! Подпиши инструктаж по «Тэ Бэ», а то световой день кончается. Не ночевать же нам тут!
— В чём проблема?
— Так его читать только час! — лётчик вынул из планшетки бумаги.
— Дай хоть мельком взгляну.
— Главное подпиши, а потом почитаешь, — предложил лётчик, помогавший принимать багаж.
Михаил Иванович подмахнул инструктаж. Какая тут техника безопасности? Не суй нос ни в чей отброс! Второй экземпляр оставил себе.
— Ну, бывай! — Лётчики похлопали его по плечам. — Через сотню дней прилетим!
— Это вы забирали моих предшественников? — спросил Зверев, выйдя из избушки вслед за лётчиками.
— Мы и забирали! — сказали они хором, не оглядываясь.
— И как?
— Легко! Грузить-то ничего не надо было! До обеда обернулись!
Они ускорили шаг, отрываясь от Зверева. Михаил Иванович понял: ничего больше не скажут. Инструктаж! Почти как в армии.
— Хоть бы показали, что тут к чему, — пробурчал он, провожая взглядом вертолёт.
Глава 2. Клоун рыжий. Клоун чёрный
Зверев осмотрел своё жилище. Снаружи бревенчатая изба из кругляка, между брёвен местами торчком седой мох. Изнутри стены обиты пластиком светло-серого цвета. Обстановка в спартанском стиле. Металлический стол и шкаф с множеством полок. Михаил Иванович взял папку, перевязанную тесьмой. Пыли на ней не было. Предшественники, похоже, часто пользовались этими бумагами. Зверев отложил осмотр документации и прошёл в соседнюю комнату. От кухни она отделялась пластиковой перегородкой. Спальная освещалась люстрой в форме матового диска. Кровать с жёсткой панцирной сеткой стояла возле перегородки. Под окошком размерами с большую форточку, стоял масляный радиатор с красной лампочкой. Горячий! Михаил Иванович отдёрнул руку. Он сел в кресло, стоящее в углу, оглядел стены. Серый однотонный пластик — никакой фантазии! Зато на стене напротив оконца висел гобелен. Художника, изобразившего такое, никак не упрекнёшь в отсутствии воображения. На фоне неестественно больших роз тёмно-коричневый гроб с жёлтой окаёмкой, как бы плавающий в море цветов. В нём сидит скелет женщины с мощными грудями. Соски ярко-розового цвета возвышаются над поверхностью ковра. Михаил Иванович поднял руку, чтобы потрогать их, но тотчас остановился. Голые ключицы и надтреснутый череп завершали облик красавицы. Жёлтые волосы беспорядочно спадали до головок плечевых костей. Скелет находился в полуприподнятом состоянии под углом к гробу. Создавалось впечатление, что она вот-вот сядет.
Михаил Иванович вспотел. Немудрено, что кое-кто сошёл с ума, наблюдая это чудо днём и ночью. Зверев потрогал ковёр. Толстый, сшитый на совесть. Он поднялся на табурет, снял гобелен со стены, свернул в трубку. Не раздумывая и не давая отчёта своим действиям, Михаил Иванович вынес рулон из дома, бросил его в снег за углом избушки.
Зверев присел на стул, перевёл дух. Будто в одиночку разгрузил вертолёт! Вот она, гиподинамия — болезнь века. Михаил Иванович открыл кран над раковиной, тёпленькая. Цивилизация проникла даже в этот медвежий угол.
Над столом висели круглые часы. К серому циферблату тянулся провод от коробки-распределителя. Михаил Иванович сравнил показания электрических часов с наручными. Точность ювелирная, до секунды.
Собравшись ужинать, Михаил Иванович раскрыл ящик с хлебом. Был приятно удивлён. Вместо ожидаемых малоудобоваримых галет там оказались золотистые батоны, в вакуумной упаковке. Срока годности не указывалось.
Михаил Иванович знал, что в такой обёртке хлеб не черствеет в течение полугода. Настроение поднялось. Если его по какой-либо причине «забудут» здесь — запасов хватит на полгода, как и говорил Пригожин. Зверев заварил чаю своего любимого сорта, который указал в анкете.
Покурить вышел в сени напоминающие тамбур.
— Это тебе холодильник до весны, — сказал командир экипажа, когда заносили вещи.
— А весной? — машинально спросил Зверев.
В ответ лётчик сделал такие глаза, будто у него спросил о конце света. Михаил Иванович улыбнулся.