«Ты весь какой-то одеревеневший», — сказала она Джейку.
Но он только улыбнулся, хотя и позволил маме массировать ему плечи, спину, голову.
Отец шикнул: «Ш-ш-ш».
И наступила тишина. Занавеска в цветочек шевелилась от ветерка, которого я не чувствовал.
Не чувствовал с тех пор, как мы последний раз выезжали за город.
«Пусть ветер сдует паутину прочь, мальчики», — изрек тогда отец.
Но мы с Джейком не поняли, о какой паутине идет речь.
Мы все ехали и ехали. У меня зуб на зуб не попадал от холода, Джейк окоченел в забытьи, склонив голову мне на плечо и крепко зажав руки между ног. Он бормотал во сне, пуская слюни, тут же замерзавшие у него на губах. Был, да сплыл. Как бы я хотел уплыть вместе с ним. Я прилетел из космоса. Да, он прилетел из космоса. Я пытался разобрать звуки, то и дело слетавшие с его губ, пытался уловить интонацию его голоса, перекрываемого гудением мотора.
'Так и не…» — услышал я, и струйка слюны оборвалась.
'Так и не — что, Джейк?» — прошептал я ему на ухо.
'Так и не…»
«Не вернуться? Не съездить туда? Что, Джейк?»
А отец сказал: «Мы почти на месте».
«На месте — это где?»
«Увидите. Там вы никогда не бывали раньше».
«Так и не…» — повторил Джейк, приподнимая во сне голову, машина дернулась, и он завалился на бок.
«…не съездить туда», — договорил он наконец.
Мы направлялись в город. Я думал, а Джейк даже надеялся, что мы поедем за город, туда, где погибла наша мама.
«Ее вовсе не похоронили. В гробу, который закопали в землю, ничего не было», — сказал он.
И через мгновение добавил: «Она все еще там, за городом, в лесу. Все еще там. Ждет нас».
Джейк снова отключился, но не спал. Он погрузился в забытье, сбежав из этого страшного мира. Конечно, он где-то был, но не в машине и не в комнате, которая стала нашим домом.
Выехав после обеда, мы приехали только к ночи. Машина остановилась, и отец сидел за рулем с довольным видом.
«Где мы?» — спросил Джейк.
«Где мы?» — повторил я его вопрос, обращаясь к отцу.
«Это, — сказал отец, оборачиваясь, глаза его блестели, на губах играла улыбка, — это особое место, здесь вас ждут приключения».
Выскочив из машины, он захлопнул дверцу и стал вдыхать открытым ртом ночной воздух, грудь его вздымалась и опадала, а пар изо рта затуманивал стекла.
«Выходите из машины, мальчики».
Джейк, полусонный, но, как всегда, мятежный, невнятно отдавал мне свои приказы, зазывая меня на очередную акцию протеста.
«Просто ничего не говори. Молчание будет нашей защитой. Молчание перед атакой».
«Мы не можем…»
И тогда Джейк, милый, сердитый, буйный, любящий Джейк, притянул меня к себе, обнял за плечи и закрыл мне ладонью рот.
«Молчи».
Сначала отец не обращал на нас внимания, увлекшись наблюдением за облачками пара, которые, слетая с его губ, принимали самые невероятные очертания в свете автомобильных фар. Казалось, он забыл о нас, унесся мысленно куда-то, подобно Джейку, когда тот уносился, бывало, к звездам, подобно мне и все тому же Джейку, когда мы хохотали до истерики, уворачиваясь от мамы, щекотавшей нам ноги. Сначала. Но это не могло длиться долго. Он всегда контролировал ситуацию. Сколько Джейк ни пытался восставать, отец все равно заставлял его подчиниться.
«Выходите из машины… мальчики», — сказал он, выпустив облачко пара в нашу сторону.
Я дернулся, но Джейк притянул меня к себе и вцепился мне в бок мертвой хваткой. Ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Тогда отец сам пришел за нами.
«Я все равно вытащу вас».
И вытащил. Как сказал, так и сделал, ему не впервой было перетаскивать нас с места на место, это уже вошло у него в привычку. Все будет хорошо, все будет хорошо, услышал я свой собственный голос, хотя Джейк по-прежнему закрывал мне рот рукой.
«Вон из машины, вон, вон!» — кричал отец.
Мы чувствовали себя манифестантами, оказывающими сопротивление полиции, которую в данном случае олицетворял отец. Но он был сильнее. Выволакивая нас за руки и за ноги, он не особенно церемонился с нами, и мы отбили себе все, что можно, прежде чем оказались лежащими на мерзлой земле.
«Делайте, что вам сказано, и все будет хорошо. Поверьте мне».
«Я никогда не поверю тебе, ни одному твоему слову», — сказал Джейк, вновь показывая свой норов, и сплюнул набившуюся в рот пыль.