СССР отличался нормальной стратификацией общества, отсутствовал разрыв между бедными и богатыми, квалифицированные сотрудники получали больше неквалифицированных, не было паразитической предельно огламуренной прослойки, которая сегодня называет себя прогрессивным и креативным классом, занимается сомнительным искусством шоу-бизнеса и торговыми спекуляциями. В СССР и представить себе не могли, что какой-нибудь бездарный деятель типа Билана или Тимати будет получать в десятки раз больше вузовского преподавателя. СССР родил множество великих ученых и деятелей искусства. В СССР у любого человека была возможность получить бесплатные качественное образование и медицинскую помощь. Наконец, советский народ победил в 1941 г. Но в 1991 г. победу удержать не удалось: это был уже другой народ, одурманенный американской мечтой, и борьба велась уже другими, более хитрыми и подлыми способами. Так заслуживает ли советский народ и советский режим тотального очернения? Конечно, нет. Жаль только, что этого не понимают отчаянно критикующие все советское российские компрадоры, некоторые из которых занимают очень высокие государственные должности. Видимо, их критическая позиция — суть проявление вытесненного комплекса неполноценности, связанного с осознанием недостатка сил, интеллекта и воли создать такой грандиозный проект, как Советский Союз с его инфраструктурой и культурой. Переполняющие их неблагодарность к прошлым поколениям, зависть и невежество, отсутствие долга и обязанностей, сродни качествам описанной Ортегой-и-Гассетом массы[196], которая также ненавидит все новое и ценное, имеют непосредственную связь с их идеологической позицией.
Если достоверно неизвестны виновные в тех или иных исторических событиях типа массового убийства польских офицеров в Катынском лесу, ничто не дает право категоричным образом обвинять в них кого-то конкретного. Но этим категоризмом любят пользоваться те. кому интересна не истина, а дискредитация истории России. Особенно неприятно то, что российская власть признала вину Советского Союза за убийство этих поляков и просила у Польши прощения. Зачем Кремль признал вину советского руководства, да еще после того, как в антисоветской теории были найдены грубые фальсификации? Ведь признание антисоветской (антироссийской) теории, недоказанной основательно, есть очередной вклад в «великое» дело масштабирования русофобии. Западу именно это и надо, он заинтересован в заполнении исторического пробела тем материалом, который выгоден именно ему, но не России.
Добавлю, что признание власть имущими ответственности советского руководства за катынское дело ставит крест на дальнейшем расследовании. После того, как данная версия была признана Кремлем, никакой следователь не станет с ней спорить. В ином случае неангажиро-ванному следователю, который придерживается противоположной точки зрения, просто не дадут принять «неудобного» решения. Катынское дело, как и многие другие, имеет статус не научно-исторический, а сугубо политический. В польских лагерях погибали красноармейцы, но Польша не спешит признавать за собой преступления перед Россией. Так почему же нам надлежит каяться, а значит, признавать вину за то, в чем скорее всего мы невиновны?
Часть описаний исторических фактов выглядит весьма сомнительно, даже несмотря на то, что эти факты приводятся не в продуктах китчевой культуры и не в книгах новоявленных историков, которых официальная наука не приемлет, а именно в традиционных учебниках по истории. Мы до сих пор не знаем многого о тех или иных исторических деятелях и событиях, мы до сих пор не знаем настоящих причин войн и революций. В лоне не только исторической науки, но и исторического дискурса появляется огромное разнообразие противоречащих друг другу концепций, рост которого указывает на методологическую смерть истории, а вместе с тем и исторического сознания.
196
См.: Ортега-и-Гассет X. Восстание масс // Ортега-и-Гассет X. Избранные труды. — М. Весь Мир. 2000. — С. 43—163; Он же. Musicalia // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. — М., 1991. — С. 163—175.