Крысы считаются одними из самых социальных животных. Основа их живучести заключена в их социальной сплоченности. Их сообщество, можно сказать, напоминает единый организм, в котором нет эгоистического индивидуализма. Над крысами были проведены эксперименты, цель которых — разрушение социальных связей путем внедрения безнравственности. Сильная крупная особь долго морится голодом, после чего к ней в клетку бросают мертвую крысу. После некоторого замешательства она все-таки пожирает тело своего собрата. Потом в клетку попадает еле живая особь, и первая ее также съедает, руководствуясь рациональной позицией «она все равно умрет, а я должна выжить». И когда в клетку попадает крысенок, наша особь, нравственность которой уже расшатана двумя первыми инцидентами, поедает этого крысенка, следуя принципу «выживает сильнейший». В общем, уровень безнравственности с каждым новым разом повышался, и отношение крысы к своим соотечественникам существенно изменилось. Она перестала колебаться — жрать или не жрать собрата — и ее действия наполнились решительностью. Затем ее выпустили в родное крысиное сообщество. Но это уже была другая крыса, у которой прежнее нравственное отношение к собратьям сменилось на логику эгоизма. Но окружающие особи не знали об этом и продолжали ей доверять как своей. Вскоре эта крыса вместо поиска пищи для себя и для сообщества стала воспринимать представителей данного сообщества в качестве пищи. И если предположить, что все члены общества станут такими же порочными, как этот «крысиный король», если его стиль жизни впоследствии станет принятым общественным большинством, само общество превратится в поле битвы всех против всех и в конце концов полностью разрушится. Инверсия, при которой на место высшего приходит низшее, сделает свое дело. Конечная стадия разделения общества — превращение его в пудру, когда мельче уже некуда, когда ничто никого не связывает, когда все индивидуалисты, когда все крысиные короли. Общество разделяется на множество точек, на множество пространственных единиц и тем самым перестает быть антропной вселенной, теряет свою пространственность, выраженную в совместности бытия. Понижается уровень связности между индивидом и обществом, между поколениями, между индивидами и т. д. Это очень напоминает гипер(пост)капиталистическое потребительское общество, общество без тормозов, где нравственность как социальный фундамент сменилась утилитарной и прагматичной логикой. В потребительском обществе «своих» нет. Там есть борьба за выживание всех против всех, способствующая дальнейшей дегуманизации социума. Там маргинальными признаются разные формы зависимости людей друг от друга (в том числе инвалидов от своих близких и от государства), хотя именно взаимозависимость есть основа нравственности, и осознание человеком того, что он своими действиями причиняет кому-то вред или приносит добро, выступает глубоко нравственным явлением. В таком обществе разрушается основа общественного сохранения, а социальный опыт сменяется энтропией. Утилитаризм охватывает не только людей, но и мир в целом. Любые проблема мира, в том числе и экологическая, вызывают у прагматика-гедониста вопрос «Что я от этого получу?», который демонстрирует верх индивидуализма и меркантилизма. Принцип апологетов либерализма и потребления «спасись сам — и тысячи спасутся вокруг тебя» не работает. Индивидуализм самоспасения не приводит к спасению других, а потому представляет собой тупиковый путь. В нем нет ничего, что работало бы на сплочение социума. Поэтому сам термин «общество потребления» весьма условен.