Одна из особенностей американского мышления — любовь к числам, к счету, мировоззренческий механицизм, воцарившийся несмотря на то, что реальность слишком сложна для сугубо математического подхода и неподвластна описанию узкого калькулирующего мышления. Конечно, переход из мира приблизительности, в котором точность не была необходимой, в мир точности является важным прогрессивным шагом человечества. Однако американская культура превратила точность в холодную расчетливость. Она призывает все измерять в точных оценках, в процентах, и этот дух счета, эта когнитивная простота играет важную роль в капиталистическом обществе потребления. Как отмечал М. Вебер, важный компонент капитализма под названием «расчетливость» является не средством ведения хозяйства, а принципом всеобщего жизненного поведения[78]. Качество подменяется количеством, ценности — ценой, выбор — подсчетом, мораль — расчетом. У этой цивилизаций есть для всего цена, но нет ни для чего ценности. Их культура смещается в сторону обладания дорогостоящими гаджетами и техническими протезами. Только в капиталистическом мире, в цивилизации потребления на смену духовности приходит постчеловеческая эпоха «смерти субъекта», а этика честного производительного труда нивелируется. Поэтому потребительская культура ни в коей мере не оправдывает права называться культурой, и это словосочетание представляется насколько устойчивым, настолько же условным.
Даже в американской науке и образовании прослеживается линия меркантилизации и прагматизации. Это заметил еще М.М. Ковалевский в конце XIX в. «…Ни в одной стране не делается больше практических приспособлений науки к технике, как в Америке, и не встречается меньше научных открытий, нигде элементарные сведения из сферы точных наук не распространены больше в массах и не имеется так мало попыток обобщения положительного знания. Наука, и в особенности философия, — продукты вполне зрелой цивилизации, а американскую далеко еще нельзя считать таковой»[79]. Наука, к которой апеллирует американский истеблишмент, не только страдает культом «утилитарности», но и лишена морального содержания, и поэтому вместо этического вопроса «хорошо ли развязывать войну с Ираком?» в широкой общественности муссируется технологический вопрос «как именно следует начинать войну с Ираком?». Такова она — потребительская культура в оригинале. К сожалению, придется согласиться с проповедником американского мирового гегемонизма 3. Бзежинским в следующем: американская массовая культура и проповедуемый ей образ жизни притягивают молодежь во всем мире, иностранные студенты едут в Америку учиться, а самые способные из них не возвращаются домой[80].
Во многих странах, кроме самих США, стало правилом хорошего тона высказываться критически об американском школьном образовании, хотя сегодня процесс деинтеллектуализации образования набирает обороты почти во всем мире. Известно следующее оправдание невыносимой легкости и губящей мышление тестоориентированности американского образования: неспособность ребенка справиться с заданием травмирует его неокрепшую психику, что недопустимо, поэтому задания составляют в расчете на их выполнимость даже имбицилом. Как говорится, без комментариев. Пусть лучше дети вырастут глупыми и совершенно необразованными нарциссами, чем интеллектуально развитыми людьми с чуть-чуть «расшатанной» тяжелой образовательной деятельностью психикой и «пострадавшей» самооценкой. Зато принципы толерантности останутся непоколебимыми. Дипломы самых престижных американских вузов скорее не доказательство образованности их обладателя, а доказательства его привилегированности; ведь система профессиональной подготовки в США крайне редуцирована, а само образование очень дорого.
79
Цит. по: Бразевич С.С. Американская действительность глазами М.М. Ковалевского // Социс. — 2010. — № 11. — С. 117.
80
Бзежинский 3. Великая шахматная доска (господство Америки и его геостратегические императивы) / пер с англ. О.Ю. Уральская. — М.: Международные отношения, 2009. — 280 с.