Когда папа Александр VI бежал в Умбрию от возвращавшегося обратно из Неаполя Карла VIII (1495 г.), в Перудже у него возникла мысль, что он мог бы навсегда избавиться от Бальоне; он предложил Гвидо устроить нечто вроде рыцарского турнира, чтобы где-нибудь собрать их всех вместе, но Гвидо счел, что «самым прекрасным зрелищем было бы увидеть вместе все войско Перуджи», и папа отказался от своего плана. Вскоре после этого высланные Одди вновь предприняли нападение, в ходе которого лишь личное мужество Бальоне позволило им одержать победу. В этом сражении на главной площади города восемнадцатилетний Симонетто Бальоне сражался с немногими сотоварищами против нескольких сотен, он упал, получив более 20 ран, но поднялся снова, когда на помощь ему пришел Асторре Бальоне верхом на коне, в золоченых стальных доспехах, с соколом на шлеме: «Подобный Марсу по виду и подвигам, он ринулся в гущу сражения».
В те годы Рафаэль был двенадцатилетним мальчиком в учении у Пьетро Перуджино. Возможно, впечатления этих дней увековечены в ранних, небольших по размеру изображениях святых Георгия и Михаила; возможно, что-то взято оттуда и продолжает жить в знаменитой картине, изображающей св. Михаила; и если Асторре Бальоне и нашел где-то свое воплощение, то в облике небесного воина в «Илиодоре».
Противники были частью уничтожены, частью в панике бежали и не имели больше сил повторить нападение. Некоторое время спустя им было частично дано прощение и разрешение вернуться. Но в Перудже не стало спокойнее; внутренний раздор в правящем семействе проявился теперь в новых ужасных преступлениях. Против Гвидо, Ридольфо и их сыновей Джанпаоло, Симонетто, Асторре, Джисмондо, Джентиле, Маркантонио и других объединились два внучатых племянника, Грифоне и Карло Барчилья, последний был также племянником князя Варано ди Камерино и зятем одного из изгнанных ранее — Джеронимо делла Пенна. Тщетно Симонетто, имевший дурные предчувствия, молил на коленях своего дядю позволить ему убить этого Пенна; Гвидо отказал ему в этом.
Заговор внезапно созрел ко времени свадьбы Асторре с Лавинией Колонна в середине лета 1500 года. Празднество началось и несколько дней продолжалось при зловещих предзнаменованиях, нарастание которых замечательно описано Матараццо. Присутствовавший на свадьбе Варано собрал всех соучастников вместе; с дьявольской хитростью Грифоне было указано на стремление его супруги Дзенобии к единовластию и на ее вымышленную связь с Джанпаоло и, наконец, каждому заговорщику была определена его жертва. Дома всех Бальоне были удалены друг от друга и большей частью расположены на месте нынешней крепости. Каждый из заговорщиков получил подкрепление из 15 брави; оставшихся поставили на стражу. В ночь на 15 июля двери были взломаны, Гвидо, Асторре, Симонетто и Джисмондо были убиты; остальным удалось бежать.
Тело Асторре лежало на улице рядом с телом Симонетто; видевшие его и «особенно иностранные студенты» сравнивали его с древним римлянином, столь достойным и великим он выглядел.
Выражение же лица Симонетто было столь бесстрашным, будто сама смерть не смогла одержать над ним верх. Победители обходили друзей дома, чтобы представиться, но нашли всех в слезах и в приготовлениях к отъезду в свои имения. Бежавшие Бальоне собрали войско и на следующий день ворвались во главе с Джанпаоло в город, где другие их сторонники, которым Барчилья только что угрожал смертью, немедленно перешли на их сторону; когда у церкви Сан Эрколано Грифоне попал в его руки, Джанпаоло приказал своим людям убить его; Барчилья и Пенна бежали к главному виновнику несчастья, Варано, в Камерино; в одно мгновение, почти без потерь, Джанпаоло стал властителем города.
Аталанта, все еще красивая и молодая мать Грифоне, которая за день до этого вместе с его женой Дзенобией и двумя детьми Джанпаоло уехала в свое имение и прогнала с материнским проклятием поспешившего вслед за ней сына, теперь вернулась с невесткой, разыскивая умирающего сына. Все избегали обеих женщин: никто не хотел, чтобы его сочли убийцей Грифоне, боясь навлечь на себя проклятие матери. Но люди ошибались; она сама потребовала от сына простить того, кто нанес ему смертельный удар, и он умер с ее благословением. Люди благоговейно смотрели вслед обеим женщинам, когда они в своих окровавленных платьях шли по площади. Это та самая Аталанта, для которой Рафаэль впоследствии написал свое знаменитое «Положение во гроб». Таким образом она положила свою собственную печаль на алтарь наивысшего и самого святого горя матери.