Это приводило к тому, что целый ряд таких семейств осаждался озлобленными, мстительными родственниками — обстоятельство, которое нередко вызывало открытую измену или зверское истребление целых семей. Некоторые же, живя в изгнании, были преисполнены терпения и объективно оценивали свое положение, как, например, тот Висконти, который стал рыбаком на озере Гарда[12]{9}: посланец его врага прямо спросил его, когда он собирается вернуться в Милан, и получил ответ: «Не раньше, чем тогда, когда творящиеся там преступления превысят мои собственные». Подчас и родственники стоящего у власти приносили его в жертву всюду попираемой общественной морали, чтобы спасти династию[13]. Кое-где власть опирается на правящее семейство таким образом, что глава его связан необходимостью одобрения семьи; но и в этом случае раздел имущества и влияния часто вызывал самые ожесточенные распри.
У всех тогдашних флорентийских авторов мы встречаем проходящую через их произведения глубокую ненависть к такому образу жизни. Уже одни только помпезные, разукрашенные одежды, при помощи которых князья, возможно, хотели в большей степени воздействовать на народную фантазию, нежели удовлетворить свое тщеславие, вызывают сарказм этих авторов.
Горе тому, кто попадался им на язык, как новоиспеченный дож Аньело Пизанский (1364 г.), который выезжал с золотым скипетром в руках и затем показывался в окне своего дома, «словно реликвия», опираясь на ковры и подушки, шитые золотом. Властителю полагалось прислуживать, преклонив колена, как императору или папе[14]. Однако чаще эти старые флорентийцы повествуют о возвышенной серьезной манере. Данте[15] великолепно изображает низкую, бросающуюся в глаза страсть новых властителей к господству и богатству. «Их трубы, колокола, рога и флейты не издают ничего, кроме возгласов: «К нам, палачи! К нам, разбойники!» Замок тирана изображают высоким, уединенным, полным казематов и подслушивающих устройств[16], средоточием зла и горя. Другие предсказывают несчастье тому, кто пойдет служить тирану[17], и жалеют в конце концов и самого тирана, который непременно является врагом всех добрых и порядочных людей, не может ни на кого опереться и на лицах подданных читает мечту свергнуть его. «По мере того как тирания возникает, растет и укрепляется, внутри нее самой возникает материал, который ее уничтожит»[18]. Отчетливо выявляется глубочайшее противопоставление: в то время Флоренция выдвинула множество ярких индивидуальностей, а тираны не выносили никакой другой индивидуальности кроме своей собственной и своих прислужников. Ведь уже был осуществлен полный контроль над человеком вплоть до паспортной системы и ограничений свободы передвижения[19].
Жуткое и богопротивное в таком образе жизни получило в мыслях современников еще один особый оттенок из-за общеизвестной веры в звезды и неверия некоторых властителей. Когда последний Каррара{10} в своей пораженной эпидемией чумы Падуе (1405 г.) уже не мог удерживать стены и ворота окруженного венецианцами города, его телохранители часто слышали, как он ночами призывал дьявола, умоляя, чтобы тот убил его!
Наиболее полный и поучительный пример такой тирании XIV века — бесспорно, правление дома Висконти в Милане после смерти архиепископа Джованни (1354 г.){11}. У Бернабо несомненно сразу же проявляется фамильное сходство с самыми страшными римскими императорами[20]: высшей целью государства становится княжеская охота на кабанов; того, кто пытается помешать ему в этом, жесточайшим образом казнят; трепещущий народ должен кормить пять тысяч его охотничьих собак и нести строжайшую ответственность за их надлежащее содержание. Налоги выбивались любыми мыслимыми средствами, была собрана огромная сумма: каждая из семи дочерей Бернабо получила 100000 золотых гульденов. После смерти его супруги (1384 г.) появился указ «подданным», которые должны были так же, как прежде они разделяли с ним радость, теперь разделить с ним печаль и в течение года носить траур. Особенно характерным является заговор, в результате которого его племянник Джангалеаццо (1385 г.) одержал над ним верх, — один из тех удавшихся заговоров, при описании которых у позднейших хронистов замирает сердце[21].
12
Petrarca, Rerum memorandar. liber III, p. 460. — Имеются в виду Маттео I Висконти и, правивший тогда в Милане Гвидо делла Торре.
14
Filippo Villani, Istorie XI, 101. — Также и Петрарка находит, что тираны разряжены, «как алтари в праздничные дни». Античная триумфальная процессия Кастракане в Лукке подробно описана в принадлежащей Тегримо истории его жизни, у Murat. XI, col. 1340.
15
De vulgari eloquio, I, c. 12: ... qui non heroico more, sed plebeo sequuntur superbiam etc. (которые удовлетворяют свою гордыню не как герои, но как плебеи и пр. (
16
Проявляется это, правда, лишь в сочинениях XV в., но в основе лежат, несомненно, прежние фантазии: L. В. Alberti, de re aedif. V, 3. — Franc, di Giorgio, Trattato, у Delia Valle, Lettere Sanesi, III, 121.
19
Паспортное бюро в Падуе около середины XIV в., определяемое Franco Sacchetti, nov. 117, как quelli della bullette (те, что с квитанциями — (