Несмотря на то, что ромам расползается во все стороны, в нем наблюдается тревожащая экономия персонажей, на которую накладывается переплетение жизней многих героев. Так, помойный партизан Детвилер, организующий нападение на мусорный бак Гувера, потом, в 1990-ые годы, предстает как консультант по отходам и коллега Ника Шея; Клара тоже была на черно-белой вечеринке у Трумана Капоте, прерванной помойными партизанами. Или, к примеру, мы случайно узнаем, что в планах Джейн Фариш, продюсера ВВС, работающего над проектом об отходах, для которого она берет интервью у Ника, снять документальный фильм о Кларе. Мы также узнаем, что Космонавт 157, молодой художник-график, разыскиваемый агентом Клары, оказывается Исмаэлем, предводителем специализирующейся на металлоломе банды в Бронксе, на защиту которого уповает сестра Эдгар.
Но больше всего в этом ряде виртуозно выстроенных событий поражает главная цепочка зловещих совпадений и пересечений, когда одна часть вымышленного мира в романе вторгается в другую. В 1990-х годах Клара организует арт-проект: нарисовать в пустыне списанные бомбардировщики. Проект называется «Дылда Сэлли» (между прочим, так же называется секс-шоп в Сан-Франциско, мимо которого проходит собиратель бейсбольных редкостей Марвин), а назван он так из-за носа, нарисованного на одном самолете, на котором, как выясняется, во время войны во Вьетнаме летал Чаки Вейнрайт. Ник навещает Клару в пустыне спустя лет сорок после их короткого романа в Бронксе; теперь он к тому же владелец легендарного бейсбольного мяча. Между тем его брат Мэтт, разрабатывающий бомбовые системы в пустыне, обеспечивал анализ изображений во время бомбардировок во Вьетнаме вроде тех, которыми занимался Чаки. И в довершение сложной системы связей тренером по шахматам, обучавшим Мэтта в детстве, оказывается не кто иной, как Альберт Бронзини, первый муж Клары.
Если брать их по отдельности, то многие из этих связей, возможно, окажутся всего лишь обычным тематическим сгущением, свойственным хорошо скомпонованному литературному произведению; в рекламных интервью Делилло говорил о мастерски продуманной структуре текста.[535] Но взятые вместе эти связи вырастают в расширенную демонстрацию предположения, что все связано (а порой и веры в это). Пересмотренная в «Подземном мире» версия паранойи озабочена тем, чтобы показать не только конспирологические сцепления власти и влияния, проступающие благодаря диегрологии, но и более глубокие связи, которые отказываются обнаруживать свое значение с такой же легкостью. Отсюда подразумевается, что ошибка обычных форм теории заговора не в том, что они связывают воедино слишком много факторов, а в том, что этих факторов недостаточно.
Структура «Подземного мира» соответствует новому уровню борьбы Делилло за нахождение изобразительной формы, способной отразить невероятно сложные взаимодействия, которые возникают в эпоху глобализации между отдельными людьми и более крупными определяющими силами и напоминают, но все же превосходят логику заговора. Хотя роман «Весы» явно повествует о заговорах и тайнах политического масштаба, вместе с тем он демонстрирует (как мы видели в главе второй), что очарован всеми совпадениями, которые каким-то образом связаны с убийством, но которые невозможно увязать в простой сговор, будь то вымышленный или конспирологический. Похожим образом в «Подземном мире» запутанный полет мяча, отбитого Бобби Томпсоном, дает Делилло возможность пролить свет на широкие сферы американской культуры, которыми обычно пренебрегают другие авторы. Одно из самых поразительных мест в романе представляет собой всего лишь список людей, через руки которых прошел отбитый бейсбольный мяч, выливающийся в долгое перечисление желаний и разочарований, которые нельзя свести к социально-экономическому анализу. В этом смысле представленное Делилло квазиконспирологическое изображение совпадений и связей выглядит не столько неудачной попыткой когнитивно отобразить поздний капитализм во всей его полноте, сколько стремлением ухватить часть сложных вещей, которые очень даже могут не войти в настоящие скрытые намерения, как их представляет Джеймисон, а именно в «единственный обширный незаконченный заговор» классовой борьбы, который нужно раскрыть при помощи скрупулезного научного социально-экономического анализа.[536] Роман изящно изображает непредставимые связи личного и глобального, но при этом не сводит их в один заговор.
Порой скрытые связи, переплетаясь с другими фактами и слухами, действительно выглядят достаточно зловеще, чтобы заподозрить злые, хотя и лишенные центра безликие силы, организовавшие заговор, чтобы взять под контроль человеческие жизни. Но в то же время эти связи вырываются из неумолимой мертвой хватки власти и наблюдения. Разрастание мелких ризомных обстоятельств, запутывающих смысл, является частью «некой любопытной нейронной сети монохромной Америки» (U, 84), которая действует не снаружи, а прорастает в бинарных решетках власти, господствовавшей в годы «холодной войны».[537] Так, на последних страницах романа, обнаруживая непрерывно повторяющийся на вебсайте ядерный Холокост, сестра Эдгар ощущает не только клаустрофобический, пробуждающий паранойю ужас, но и квазидуховное превосходство, благодаря предельной возможности связи в Интернете (она тоже начинает понимать, что «в конце концов все связано» [U, 826]).
535
В интервью с Ричардом Уильямсом, опубликованном в
536
537
В работе «Late Imperial Romance» (London: Verso, 1994) Джон Макклюр (John McClure) убедительно доказывает, что проза Делилло обнаруживает зачарован-ность секретами и тайнами, которые теперь, когда ониуже недоступны в пространстве романа за пределами рационализирующих систем современности, следует искать