Выбрать главу

Суета в коридорах меня настораживала и возбуждала любопытство. Я подошел к окну. Университетский городок сиял огнями, студенты не спали, несмотря на поздний час, а ведь китайцы очень рано ложатся, и девять вечера — для них час поздний. После полуночи я вновь подошел к окну, а потом лег спать в уверенности, что, кроме меня, никто не ложится. В эту ночь Ма впервые не явился ночевать, и я оставался один.

Утро 26 мая в Пекине было пасмурным. Серый день, ветер, освежающая влажность после болезненно сухой зимы. Обычно я выходил завтракать позже китайских студентов и шагал в столовую по пустым аллеям и парку, встречая только возвращающихся вьетнамцев. Сегодня же было людно, оживленные группы молодежи сновали по территории. Стены столовой, почты, кинозала покрылись свежими дацзыбао. Клеили все новые и новые, они уже громоздились в три ряда, и авторы становились на плечи друг другу, чтобы добраться до незанятого места на стене. Я остановился перед китайской студенческой столовой. Над входом длинной полосой висели дацзыбао, сверху шла крупная надпись: «Наш партком и администрация — черные с ног до головы», а за нею — обоснование. Первый абзац, который я прочел, обвинял партком в измене генеральной линии КПК, в проведении буржуазного, контрреволюционного курса, заодно с «преступниками из Бэйда», как сокращенно называют китайцы Пекинский университет. Вокруг молча стояли поглощенные чтением студенты.

Вдоль здания бегал молодой человек лет двадцати, в невероятно застиранной и заплатанной одежде, с короткими, не по росту рукавами. Широко разводя руками, он кричал, что «изменники» преследуют и унижают «трудящиеся массы», что его отчисляют за неуспеваемость «вопреки классовому принципу и генеральной линии КПК». Худое его лицо с тенями от бессонницы оставалось неподвижным, и только рот судорожно дергался, когда он восклицал:

— Разве это не буржуазная, контрреволюционная политика? Пусть они ответят перед массами!

— Это ревизионизм, — сказал стоявший у стены юноша.

— А разве я не говорил? — радостно подбежал к нему оратор. — Ведь это же потрясающее небо и землю преступление!..

Остальные молчали.

— Вы один подписали? — спросил самый решительный юноша.

— Да. Но нас много и будет еще больше, — сказал оратор и побежал вдоль стены к новой группе любопытствующих.

Все студенты в тот день еще были с сумками в руках, потому что собрались идти на занятия.

Возвращаясь после завтрака, я шел уже по многолюдным аллеям. Вокруг витийствующих и жестикулирующих ораторов возникали скопления, кое-где шли споры, и тогда толпа брала в кольцо спорящих. Такое скопище студентов меня удивило. Вьетнамцы тоже читали дацзыбао.

— Сегодня китайские студенты не вышли на занятия, — сообщил мне один из них. — Они говорят, что у них культурная революция.

— А у вас занятия будут?

— У нас пока будут, — сказал он. — А как у тебя?

— Не знаю, — отвечал я, и мне впервые пришла в голову невеселая мысль, что «культурная революция» затронет, наверное, и меня.

Так я познакомился с крестьянским пареньком из Вьетнама Нгуен Тхи Канем.

Придя к себе, я застал. Ма. Вид у него был усталый, но возбужденный.

— Ты можешь мне объяснить, что происходит? — спросил я. — По пути в столовую мне бросилась в глаза надпись особо крупными иероглифами: «Долой черный партком!» Что это значит?

— Китай — страна социалистическая и революционная, — блестя глазами, сказал Ма. — У нас каждый может высказывать свое мнение, Китай — самое демократическое государство в мире. Некоторая часть наших студентов придерживается мнения, что партком и ректорат совершили политические ошибки. Поэтому они пишут дацзыбао, чтобы снять с должности тех, кто за это ответствен. Такое возможно только в Китае!

— Да чтобы снять плохого директора вуза вовсе не нужна революция!

— Но ведь это совсем не то, — возразил Ма. — Речь идет не просто об ошибках и недостатках в работе. Речь идет о недовольстве масс. Это политическая борьба, классовая борьба, доказательство обострения классовой борьбы в социалистическом обществе!

— Значит, дацзыбао пишут массы?

— Нет, так еще нельзя сказать. Сейчас их пишут студенты, пока беспартийная и некомсомольская молодежь. Члены партии почти не участвуют. Мы читаем их дацзыбао, но это еще не значит, что они правы. Правота и истина выясняется при обсуждении. Ведь они тоже имеют право на критику.