— Ты слышал? — спросил он. — Это передавали революционные студенты. Говорят, они захватили радиоузел.
— Захватили?!
— Да, заняли силой. А сейчас, должно быть, руководство выключило ток. Завтра все узнаем. — И Бак Нинь зашагал наверх, где на третьем этаже жили остальные вьетнамцы.
Действительно, на следующее утро я прочел огромное объявление парткома.
«Группа обманутых демагогами и карьеристами студентов, — говорилось в нем, — не останавливаясь перед насилием и хулиганством, захватила радиоузел университета и, в нарушение законов государства, самовольно повела антипартийную радиопередачу… Партком проведет расследование и накажет преступников… До окончания следствия радиоузел выключается…»
Я шел, направляясь в город, посредине асфальтированной аллеи, стараясь не убыстрять шаг. Шестиэтажный, облицованный керамической плиткой прямоугольник административного корпуса поднимался с правой стороны. Возле него, как обычно в последнее время, шел митинг.
— Внимание, товарищи! Иностранец! — раздался вдруг резкий выкрик.
Оказывается, на аллее, пролегавшей вдоль здания, по которой я шел, были выставлены пикеты и пикетчик предупреждал собравшихся обо мне.
Оратор умолк. Собравшиеся все повернулись в мою сторону и глядели на меня в упор.
— Советский — донесся шорох голосов.
И вдруг их словно прорвало:
— Мао Цзэ-дун ваньсуй! Ваньсуй! Вань-ваньсуй!.. (10 тысяч лет Мао Цзэ-дуну), — нараспев проскандировало несколько голосов.
Толпа заревела, вторя.
Я невольно ускорил шаг и шел, глядя прямо вперед, мимо этой экзальтированной, ревущей толпы. Только отойдя метров на сто от нее, оглянулся. Лица всех по-прежнему были обращены в мою сторону, оратор уже заговорил снова, но из доносившихся до меня отдельных слов я так и не уловил смысла.
В воротах я, как обычно, поздоровался с дежурными. Но мне не ответили — кто отвернулся, кто потупился. Этого прежде не бывало: китайцы народ вежливый.
2 июня началось как обычно. В пять тридцать, как всегда прежде, в коридоре зазвучало радио, а ведь несколько дней оно молчало вовсе. Но вставать мы не спешили. Ма проснулся с трудом: он накануне возвратился поздней ночью и поспал не больше двух-трех часов. Закончилась бодрая вступительная музыка. Сейчас убудет обзор центральных газет. Так и есть. Я не очень вслушивался в смысл передачи. Вдруг Ма порывисто вскочил с постели и стал поспешно натягивать одежду. Я прислушался. Знакомые слова. Повторяется радиопередача от 25 мая, но тон диктора другой — сообщение о первой дацзыбао «культурной революции» идет в обзоре центрального партийного органа — газеты «Жэньминь жибао»! Значит, сообщение напечатано.
— Ты слышишь? Важная новость! ЦК партии поддерживает революцию, — возбужденно говорит Ма и убегает, бросая уже на ходу: — Сегодня занятий у тебя не будет.
Волнение Ма меня смутило, любопытство было разожжено, но, раз нет занятий, надо распорядиться этим свободным днем. Я решил отправиться по книжным магазинам. Почему бы не попытаться обойти все в один день? Ведь может быть неплохая добыча.
3 июня, в день, который трудно забыть, мне вновь пришлось отправиться в город, так как занятия не возобновлялись. Пройти я мог только мимо шестиэтажной коробки административного корпуса. Не без опаски и любопытства подходя к нему, еще издали я различил скопление людей на ступенях. Несколько ораторов размахивали руками, весь цоколь фасада уже был обклеен дацзыбао, и парни лепили свежие с лестниц под окнами второго и даже третьего этажей.
— Долой черный партком! Долой черное царство! Долой Чэна! Защитим председателя Мао! Да здравствует великая пролетарская культурная революция! Да здравствует председатель Мао! — скандировала толпа.
Каждый лозунг сперва хрипло выкрикивал кто-то один, а затем остальные повторяли мощным хором. На этот раз никто не обратил внимания на иностранца.
Возвратился я около семи часов вечера со сравнительно малым уловом: интересующих меня книг я так и не нашел. Спускающееся солнце било прямо в глаза, мешая рассмотреть необычную сутолоку у ворот.
Я хотел было войти, но двое юношей вдруг преградили мне путь.
— Кто такой?
В ту же минуту меня окружили человек тридцать. Я огляделся. Это были студенты младших курсор в заплатанной белесо-синей одежде, выцветшей от солнца и стирок.
— Я студент, иностранный студент, иду к себе домой, в общежитие, в одиннадцатый корпус, — пояснил я.
— Ваш билет?
Студенческого билета у меня при себе не оказалось.