IV. Будни нового порядка
Обычными стали барабанный бой и толчея в аллеях. Странно было думать, проходя мимо залепленных дацзыбао аудиторий и лабораторий, что здесь кто-то когда-то занимался, что-то изучал, исследовал. Собрания — вот их назначение. Собрания шли безостановочно, с трансляцией и без, но всегда с хриплыми, возбужденными ораторами, бурной общей реакцией и резкими репликами.
Площадь перед библиотекой стала местом дискуссионных митингов. Они начинались с наступлением темноты и шли при свете «юпитеров» до поздней ночи. Словесные бои нередко переходили в обычную драку, и тогда толпа грозно рычала, а проворные активисты с воспаленными от бессонницы глазами. растаскивали спорщиков. Такие места назывались «боевыми площадками».
Суды с рукоприкладством и «уничтожением авторитета» происходили на стадионе.
«Мы должны уничтожить авторитет буржуазного образования и буржуазных знаний», — формулировали задачу судов многочисленные лозунги. Вот почему маоцзэдуновцы подвергали людей публичным издевательствам и бесчеловечному обращению! Ставя к столбу в дурацких бумажных колпаках седовласых профессоров и деканов, «революционеры» смотрели на них как на подопытных животных, которые собственной гибелью должны убеждать «массы» в ничтожестве образования, лишенного «идей» Мао Цзэ-дуна.
А погода стояла отличная, и в аллеях расцвели мимозы. Университет наполнился пряным ароматом и самыми причудливыми переливами мягких красок.
Как-то после завтрака я прогуливался по окаймленным цветущими мимозами аллеям. Со стадиона, где всегда кого-то мучили, вдруг раздался такой исступленный рев, что я невольно шарахнулся в сторону и стал за дерево. На аллею вырвалась вопящая, возбужденная толпа и с поднятыми кулаками, подстегиваемая собственным криком, бегом понеслась, не разбирая дороги, через цветочные бордюры и живые изгороди. Люди бежали плотной массой. Они выкрикивали чьи-то имена, но я уже и не старался вникнуть в смысл, а плотно прижался к стволу дерева, чтобы остаться незамеченным. Так поступил не я один — все находившиеся в аллее китайцы тоже быстро расступились. Бегущие пронеслись мимо, тяжело дыша, и ворвались в подъезд четырехэтажного жилого корпуса для преподавателей и их семей. Из открытых окон донеслись крики.
— Он член партбюро факультета и все дни не выходил из дому. Скрывается от масс. Его почему-то забыли сразу выволочь! — возбужденно рассказывал собравшимся возле дома любопытным щуплый подросток, прибежавший со стадиона.
«Выволочь» стало излюбленным словечком активистов «культурной революции». Оно означало, что человека насильно тащат на публичную расправу.
— Победа! Еще одну сволочь выволокли! — прокричал звонкий юношеский голос из распахнутого окна на втором этаже.
Из подъезда, подгоняемый пинками активистов, быстро вышел, согнувшись в три погибели, пожилой человек. Толпящиеся у подъезда «революционеры» плевали в него, норовя попасть в лицо. Не желая, чтобы его волокли, он сам из последних сил спешил к помосту на стадионе.
«Революционеры», оставшиеся в квартире «выволоченного», принялись за работу. Чей-то звонкий голос торжественно читал членам семьи «революционную» мораль и требовал «идейного перевоспитания».
— Вы должны помочь другим понять всю тяжесть совершенных преступлений, — доносилось из окна. — Если самые близкие родственники открыто обличат преступления, то это будет отвечать пылкости классового чувства. Классовые чувства должны быть сильнее, чем перешедшее из старого общества чувство родства. Во имя культурной революции и в соответствии с идеями председателя Мао вы должны выступить. Это спасет вас самих от ошибочных идей…
Пока он говорил, другие ребята, с виду совсем мальчуганы, заклеивали окна квартиры бумагой, расписывали их крепкими ругательствами и проклятьями.
Теперь я понял, что означает такое заклеенное окно жилого дома, ведь я видел их уже немало: в каждом подъезде непременно одно или два заклеенных окна.
Я старался выходить из общежития пореже и много читал у себя в комнате. Но, кроме посещения столовой, мне все же приходилось раза два в день наполнять свой термос кипятком в кубовой возле физической лаборатории сверхнизких температур. Небольшое здание лаборатории сияло люминесцентными лампами. Там всегда кто-нибудь работал допоздна. Проходя как-то мимо двери лаборатории, я обратил внимание на приколотую к ней дацзыбао.