Из обзора «поворотов» можно увидеть, насколько тот или иной turn действительно устойчив и какой из них мог бы способствовать формированию новой парадигматической конфигурации. Что же означает цепь «поворотов» для предполагаемого установления господства linguistic turn? Все указывает на то, что лингвистический поворот пополняется отдельными «поворотами», что в происходящем поворот за поворотом процессе трансформации он изменяется и несомненно ослабляется. Как бы то ни было, в науках о культуре он уже давно стал частью более сложных исследовательских установок, которые постепенно преодолели изначальное сведение материала к языку и дискурсу. Подобная «разветвленная» культурология способна именно за счет сопряжения языка с другими измерениями восприятия и действия превратиться в комплексную «науку о жизни» – комплексную, ибо она всегда авторефлексивно мотивируема и применима к собственным понятийным предустановкам и в то же время связана с эмпирическим анализом больше, чем ее деконструктивистские предшественники. Между тем остается открытым вопрос, можно ли заходить так далеко, как это делает Карл Шлёгель, утверждающий, что «повороты мостят дорогу, которой вернется histoire total (тотальная история. – Примеч. пер.)».[116] Как бы то ни было, для «более богатого восприятия истории» или культуры понадобится еще целый ряд мостильных камней, роль которых могла бы исполнить череда будущих «поворотов» либо закладка совсем иного фундамента. Таким образом, нерешенным остается вопрос, не станет ли некий новый «мега» – поворот кульминацией практически неисчерпаемого самопорождения дальнейших «поворотов» и переориентаций в науках о культуре? Уже сейчас существуют аргументы, свидетельствующие о том, что отдельные «повороты» могли бы преодолеть культурные преувеличения единого утвердившегося «Cultural Turn». Предпосылкой здесь выступает то, что они открывают наукам о культуре такие трансграничные горизонты, как биополитика, экономика, исследования мозга и т. п., чтобы тем самым избежать культуралистской узости. Укоренившиеся уже в науках о культуре «повороты» и в этом ключе образуют своеобразный трамплин. Удастся ли им построить если не «тотальную историю», то хотя бы более комплексную науку о жизни,[117] которая своей широтой превосходила бы утвердившуюся сегодня так называемую «науку о жизни» с ее «(био)научной претензией на единоличное представительство»[118] – и в то же время нейробиологическим редукционизмом?
Именно напряженное взаимодействие различных «поворотов» следует всегда учитывать во всей его глубине для ответа на вопрос «что будет после лингвистического поворота?» или даже «что будет после самих культурологических поворотов?». Но не стоит и поддаваться искушению считать представленные здесь «повороты» абсолютным новшеством. Зачастую они оказываются лишь обновлением давно практикуемых векторов исследования, которые еще не были собраны в теоретически отрефлексированные ракурсы исследования. Следует также избавиться от иллюзии, будто «повороты» всегда следуют друг за другом по строгой линии или хронологии. Напротив, часто они возникали параллельно, однако в любом случае они находятся в единой аргументированной взаимосвязи, даже если и не являются, как полагает Рената Шлезиер,[119] конфигурацией различных и противоположных вариаций герменевтического дискурса. Многие «повороты» между тем совершенно определенно выходят за пределы герменевтики, рассматривая культуру уже не как объект интерпретации, но как поле социальной и межкультурной практики, требующее дифференциации новых категорий анализа. Прямое столкновение с культурой и межкультурная дискуссия все больше становятся исходным пунктом для развития теоретических подходов и исследовательских перспектив в науках о культуре. Даже если некоторые из этих смен направления произошли еще в 1970–1980-х годах, то лишь сейчас обнаруживается, насколько многогранной может оказаться работа с ними и как с их помощью использовать науки о культуре для решения проблем сегодняшнего глобализованного мира. Важные основные понятия и подходы, используемые отдельно в социологии, политологии, исторических науках, литературоведении и этнологии, в этом новом контексте были культурологически или культурно-антропологически дифференцированы и критически переосмыслены: культура, идентичность, текст, авторитет, перевод, чуждость, инаковость, репрезентация, самопонимание и понимание Другого (культурное понимание), интеркультурность, дихотомические образы мышления.
117
Это подчеркивает и Ансгар Нюннинг – правда, под знаком «краткого обзора различных дисциплинарных картин мира», см.:
118
119