И все же ярче всего «повороты» демонстрируют свою эффективность в профилировании самого понятия культуры. Ведь как бы то ни было, коренные изменения в понимании культуры обнаруживают одну главную ось. Эта ось позволяет ориентированному на целостность пониманию культуры – которое основано на часто цитируемом определении культуры Эдварда Б. Тайлора (1871) и до сих пор влияет на интерпретативный поворот – переходить в другие перформативно-прикладные этнологические понятия культуры и в итоге намечает подчеркивающее различия понимание культуры, которое привил культурологии постколониальный поворот.
Влияние «поворотов» ощущается и в профилировании непосредственно дисциплин и самого стиля исследования. Поэтому для совершения культурологического «поворота» недостаточно простого поиска теорий в зыбких междисциплинарных пространствах. Принципиальнее здесь оказывается его закрепление в дисциплине. Потому что новые культурологические ориентиры вовсе не замещают собой дисциплинарную работу, хотя часто можно слышать предположения и критику подобного рода.[120] Напротив, они становятся основным условием междисциплинарной работы именно благодаря тому, что их питают и методически насыщают отдельные дисциплины. Даже если с недавних пор все чаще говорят о возвращении культурологических исследований в дисциплины, то особенно важной оказывается стимулирующая сила «поворотов», помогающая отточить узкоспециальные компетенции. Оттачивается при этом и междисциплинарная полемика, начинающаяся с вопроса о главенствующих дисциплинах. Который, однако, все больше уклоняется от необходимости именно в контексте вызовов глобализации стремиться к взаимодействию, делающему плодотворной обоюдную напряженность между дисциплинами в зонах контакта и перевода.
В сфере междисциплинарного контакта разветвление «поворотов» также необязательно ведет к ситуации бесконфликтного эклектизма, что соответствовало бы постмодерну, который, впрочем, не позволяет говорить о «постмодернистском повороте».[121] Напротив, разветвление и сосуществование «поворотов» ведет к сохранению напряженных отношений между ними. В контексте англо-американских cultural studies это напряжение становится особенно острым – ведь там в сторону общественных и социополитических дебатов о культуре смещаются не только границы дисциплин, но также и границы академического дискурса. Клиффорд Гирц формулирует этот переход с метафорической точностью и лаконичностью: «После поворотов пришли войны: культурные, научные, ценностные, исторические, гендерные, войны между „древними“ и „новыми“».[122] «Культурные войны» в США происходят не в последнюю очередь в форме споров между противоположными политическими группировками вокруг определения американских ценностей (религии, семьи). В последние годы эти войны были развязаны главным образом сторонниками консервативного направления – не в последнюю очередь как защитная реакция на критический познавательный потенциал культурных исследований, завоевывавших все больше публичного пространства. Примечательно, однако, что критические науки о культуре оказались бессильны в борьбе с текущими политическими решениями, которые нередко обнажают недостаточное осознание проблем в области культурных различий.
В Германии же «повороты» с самого начала оказались привязаны к академическим дисциплинам. Поэтому не так просто очертить общее поле прочного взаимодействия наук о культуре с внеуниверситетскими общественными процессами и их участниками – несмотря на то что с недавних пор ведется разговор даже о некоем конкретизированном «Культурном Повороте», к тому же на том уровне, на котором культурное измерение во всем мире превращается в арену межкультурных разногласий: «В эпоху „Cultural Turn“ люди воспринимают всё в категориях культуры, то есть и на политику реагируют культурально».[123] Аналитические ракурсы, которые дают культурные повороты, позволяют выяснять причины таких реальных культурных преувеличений, будь то опыт потерь от глобализации, неравенства властных отношений, неудачных процессов перевода или межкультурного непонимания. Критический инструментарий культурных поворотов необходим, уже хотя бы для того, чтобы верифицировать подобные утверждения о растущей культурализации (мировых) конфликтов и выявить содержащиеся в них проблемы понимания культуры.
При таком горизонте политической контекстуализации самих культурологических исследовательских подходов конфликтные аспекты «поворотов» дополнительно обостряются. Это позволяет, с одной стороны, избегать превращения «инновации» в академически-интеллектуальный конформизм (Бурдье), а с другой – бороться с типичными признаками усталости культурологических поворотов: в едва ли не афористическом тексте под названием «Скуччччччно!» американский этнолог Маршалл Салинз в своей сатирической книжке «В ожидании Фуко, и поныне»[124] соотносит теорию смены парадигм Куна с чередованием «поворотов» в науках о культуре и обществе. По Салинзу, меняются не только «повороты», но, очевидно, и сами предзнаменования меняющихся оптик: изначальная социальная ангажированность исследовательских «поворотов» все больше сближалась с соображениями экономической выгоды и в итоге оказалась на службе у гегемонной власти. Однако это не единственная динамика смены культурологических теорий и теоретических «режимов». Больше опасений внушает растущая инфляция в объяснении социологических и культурологических «поворотов»: «В социальных науках парадигмы не вышли из моды не потому, что они все меньше и меньше объясняют, но скорее потому, что объясняют все больше и больше, пока – преждевременно – не начинают объяснять все. В социальных парадигмах присутствует эффект инфляции, быстро их обесценивающий».[125]
120
См.:
122
См.:
123