Курт. Предварительная психологическая подготовка, не так ли, Вепке?
Вепке. Да, господин комендант, необходимая подготовка. В конце концов, все так же следуя приказам господина коменданта, я дал понять заключенной Мириам, что если она хочет спасти жизнь своему сыну, то должна добровольно согласиться на один культурный эксперимент, связанный с сексом. Я понял тогда, что заключенная решила, будто речь идет о том, что ее просят развлечь наших солдат или офицеров, и на некоторое время оставил ее в этом убеждении, не говоря, что подобную обязанность она и без того должна выполнять по первому же нашему приказу. Короче, заключенная Мириам не понимала, что любая заключенная, если она мало-мальски привлекательна, может быть отправлена в лагерный бордель. Странное заблуждение, господин комендант.
Курт. Действительно, странное, Вепке. Но как же тебе удалось в конце концов открыть глаза заключенной Мириам?
Вепке. Прежде всего я показал ей на деле, что будет с сыном, если она добровольно не согласится на культурный эксперимент. Я повел ее смотреть, как вешают некоторых заключенных. Вроде этих, господин комендант (Показывает на ель за окном, на которой висят четыре трупа).
Курт. И что ты ей сказал?
Вепке. Я сказал, что такая же судьба ждет ее сына, если она не согласится на некоторые условия.
Курт. А она?
Вепке. Она сразу же сказала, что готова сделать все, что угодно, лишь бы спасти своего сына.
Курт. А ты?
Вепке. Я спросил ее тогда: «И на половую близость с кем угодно?»
Курт. И она?
Вепке. Она согласилась, волнуясь, поспешно — с кем угодно.
Курт. И ты?
Вепке. Тогда я решил, что пришла пора, как только что выразился господин комендант, открыть ей глаза, и сказал: «И с твоим сыном Саулом?»
Курт. И она?
Вепке. Она пристально посмотрела на меня и ничего не ответила.
Курт. Ну, дальше.
Вепке. Я сказал ей: «Я должен понимать твое молчание как согласие?» И она молча опустила голову.
Курт. Она не возмутилась?
Вепке. Нет, господин комендант, нисколько не возмутилась. Тогда я объяснил, что от нее требуется: она должна пойти со мной в барак к заключенному Саулу, я подведу ее к кровати, она разденется и голая ляжет рядом с заключенным и ласками, поцелуями и другими прикосновениями доведет заключенного до того возбуждения, которое предшествует половому акту. Потом спустя десять минут, она должна одеться и подойти к двери. Я вернусь, возьму ее за руку и отведу в барак. Я предупредил, как того требовал господин комендант, что если заключенному Саулу разрешено говорить, то она должна строжайшим образом соблюдать полное молчание. Если только ока заговорит, произнесет хоть полслова, ее сын будет немедленно повешен. Чтобы она поняла, что у нее нет никакой возможности обмануть меня, я сказал ей, как приказал господин комендант, что в бараке ее сына спрятан микрофон, соединенный с магнитофоном, и если она скажет сыну, кто она, мы сразу услышим это.
Курт. Молодец, Вепке. Великолепно. И что сказала заключенная Мириам?
Вепке. Она ничего не сказала, господин комендант, она совсем ничего не сказала, молчала минуты три. Затем очень медленно и тихо произнесла, что согласна.
Курт. А потом?
Вепке. Потом все происходило так, как было условлено, в соответствии с указаниями и приказами господина коменданта. Заключенная Мириам девять раз имела половое сношение с сыном в течение примерно двух месяцев.
Курт. Очень хорошо, Вепке. Значит, никак нельзя отрицать, что они были любовниками в самом полном смысле этого слова?
Вепке. Нет, господин комендант, никак нельзя отрицать.
Курт. И как себя вели эти заключенные во время половой близости, Вепке?
Вепке. Господин комендант, видеть я не видел — барак был закрыт, и света не было, как вы приказали. Но я мог слышать, это верно.
Микрофон был связан с моим бараком.
Курт. И что же ты слышал?
Вепке. Я мог контролировать, действительно ли заключенная не произносила ни слова. Ни разу.
Курт. А он?
Вепке. Заключенный Саул, напротив, говорил. Сначала мало, а потом с каждым разом все больше и больше.
Курт. Что он говорил?
Вепке. Ну, обычные вещи, господин комендант, какие говорят мужчины женщинам во время любви, но, господин комендант, он говорил это каким-то особым тоном и особыми словами.