Сходство представлений о том или ином предмете в двух разных зонах скорее расскажет нам о психологической необходимости такого сходства. И в таком случае одно рассматриваемое явление объясняется через другое.
Именно поэтому автор еще раз подчеркивает, что природа и смысл североевропейской традиции рассматривается вместе с вкраплениями аналогий из других культур только с целью объяснения соответствующих механизмов.
Глава 2. Человек и дерево
Сходства в «Речах Высокого» (Háramál).
Германский мир широко развил принципы сопоставления человека и растения. Вместе с другими мифологическими концепциями перевоплощения человеческого в растительное в нашей поэзии с древности присутствует эта идея. И если в современной немецкой поэзии образ дерева без листвы соотносится с покинутым учениками учебным заведением, то старонорвежский поэт, чьи слова позже были приписаны самому Одину, сказал:
«Древо, одиноко стоящее в деревне,
умирает и более не может
сохранить свои листья на ветвях
и кору на стволе; так и человек,
которого никто не любит.
Зачем ему дольше жить?»
Глава 3. Миф о сотворении человека. Аск и Эмбла
За много веков до того, как поэтический сюжет об Аске и Эмбле (Askr и Embla) приобрел свою устоявшуюся форму, он существовал в виде народной мудрости и включал в себя антропогонический миф.
Основываясь на психологических предпосылках, я считаю, что появление этого мифа было бы невозможным в той конечной форме, которая дошла до нас. Скорее всего, мы видим этот миф уже в той форме и объеме, которые были много раз изменены и поэтически обработаны.
Мы сможем понять то, какой была первоначальная форма этого сюжета, если сравним его с более простыми схожими историями других народов.
Как известно, одно из персидских сказаний о сотворении человека, которое приведено в разделе с толкованиием космогонии в книге «Бундегеш», говорит о том, что первая пара людей – Машиа и Машиана (Maschia, Maschiána) – выросла из ревеня (Rheum ribes).
Изначально они были единым целым существом, обросшим листьями: от ног до пояса они представляли собой единый древесный ствол. Верхние части их туловищ переплетались в объятье так, что их руки (ветви) прикрывали уши друг другу. И только позже они отделились друг от друга. Ахурамазда вдохнул заранее созданные души в получившиеся тела, и они превратились в людей. При этом в них проявилась духовная составляющая, которая свидетельствует о присутствии души.
Эта теория появления человека взята из старых источников. Она известна и Авесте, и Фирдоуси, соотносится с седой древностью, показывая нам ту раннюю форму мировоззрения, согласно которой человек и растение сущностно равны и как бы перетекают друг в друга.
Очень похожее представление перешло к персам от их близких родственников – фригийцев, проживавших в долине реки Сангария (Сакарья). Они считали, что первыми людьми были корибанты: «Солнце встретило их, когда они буквально выросли из-под земли» (ср. «землеродные» – их прямое название у Страбона, прим. пер.). Мы не знаем, как рационализм следующих веков оправдывал пересказанный в этом мифе мотив перевоплощения дерева в человека.
Согласно мифам племени сиу, представители которого (как и караибы и индейцы Антильских островов) также почитали два дерева как своих первопредков, предки-деревья стояли на земле, прорастая ногами в почву, а затем большой змей подгрыз их корни, и они смогли ходить и стали людьми.
В свете этих примеров германский миф также видит первопредков не в виде безжизненной древесины, а как живые деревья, растущие из живого лона земли (один такой предок обязательно должен называться мужским именем, а другой – женским). Позже для объяснения свободного передвижения человека этот миф был изменен. И уже в новой версии этого мифа три мощных и любвеобильных божества нашли на морском берегу два выброшенных прибоем ствола (Аск и Эльмья (?) – «ясень» и «ива» (Esche und Ulme (?)). Они вдохнули дух и речь в их доселе не имевшие судьбы тела и дали им кровь и телесный цвет. Эти ожившие деревья – Аск и Эльмья (то есть ясень и ива) – стали первопредками всех людей.
Этот рассказ дошел до нас только во вторичной обработке, то есть в измененном виде. В этом мифе трудновыговариваемое имя Первоматери Эльмьи (Elmja) было изменено с помощью метатезы, то есть его стало легче выговаривать, когда оно изменилось на Эмблу (от Emla – amlja, «трудолюбивая»).