Он сидел в центре зала в кресле с подлокотниками и высокой спинкой.
Остальные сидели на стульях вдоль стенок. Все одеты в белые балахоны типа простыни с дыркой для головы посередине и перепоясаны веревками.
Мури Леонтий был Иоанн Креститель, Мури Игнатий — Илия Пророк. А Ипай Владимир — апостол Петр.
Бог Саваоф сказал:
— Будешь апостол Петр.
И он стал.
Фратер Кирилл тоже был здесь и тоже кем-то был.
Да и все другие были апостолы и святые. Бог Саваоф сказал.
А кем были женщины — неизвестно, но кем-то были. Кубито-тян среди них — неизвестно кто.
Принесли блюдо с кусочками хлеба, и все причащались. А Ипай Владимиру Бог дал синюю треугольную таблетку из своих рук: «Ешь, голубь». — Ипай Владимир съел. Надо есть, если Господь Бог угощает.
Таблетка легко проскользнула по пищеводу. Ипай Владимир запил ее глотком воды из желто-коричневой чашки с тонкими зелеными полосками. Мог бы и не запивать.
«А интересно, — подумал Ипай Владимир, — есть ли своя треугольная таблетка для женщин». Он подумал так, потому что еще оставался отчасти Ипай Владимиром, а когда целиком стал апостолом Петром, стал думать другое.
«Хорошо нам здесь быть, — думал апостол Петр. — Благодать и мир под крылом Божиим — это здесь. И любовь, любовь… сколько любви. Потому будем петь, будем плясать во славу Господа».
Люди запели, апостол Петр пел вместе со всеми. Листки со словами были заранее розданы.
40. Весело-радостно, тихо-красиво
Встали в круг и кружились. И он кружился.
— Бог! Дух! Саваоф! Бог! Дух! Саваоф! — так вскрикивали.
И он вскрикивал.
Весело-красиво кружились.
— Бог царь! Бог дух!
Радостно-красиво скакали.
— Дай духа! Дай духа!
Быстро-красиво вертелись, и он вертелся.
Быстро-быстро вертелся на пятке. И надо ж, не падал.
— Опору в духе имей, — ему сказали. И держался за воздух, за воз-дух — дух — дух. Поднимался, парил над землей.
А когда изнемог и, раскинувши руки, упал, он тихо-красиво лежал на полу.
Руки раскинув крестом, он тихо-красиво лежал.
41. Все женщины — богородицы
Ипай Владимир вошел в трамвай, и Кубито-тян тоже.
Точнее, она вошла первая, а он — следом.
Сели рядом, словно имеющие право, и так сидели.
Ипай Владимир глядел на ее красивые ноги и совсем не чувствовал того, что вроде бы должен был чувствовать, а чувствовал что-то другое.
— Дух зашел тебе, — сказала Кубито-тян. — Я видела.
— Я съел таблетку, теперь это навсегда? — спросил Ипай Владимир.
— Не надо об этом думать, — сказала Кубито-тян.
— Я ведь не собирался этого делать. И в мыслях не было, — сказал Ипай Владимир.
— Бог Саваоф тебя выбрал, что ты мог?
А женщины тоже принимают свою таблетку? — хотел спросить Ипай Владимир, но промолчал.
Две остановки проехали молча.
— Когда ты выходишь? — спросила Кубито-тян на третьей.
— Собирался на пункт обмена — обменять свою чурингу, но эту остановку мы уже проехали.
— Ты теперь под защитой Духа, можешь вообще не носить чурингу.
— Для блезиру надо, чтоб не цеплялись, — сказал Ипай Владимир и, поскольку проезжали мимо дома с горгульями, добавил: — Здесь у забора я видел, как у чувака срезали жир с почки.
— Как ты туда попал? — удивилась Кубито-тян.
Ипай Владимир рассказал.
— Говорят, в этом доме живет семья майоров-фрилансеров, — сказала Кубито-тян.
— В детстве я очень боялся, что мне срежут жир с почки, — сказал Ипай Владимир. — А оказалось, что надо было бояться треугольной таблетки.
— Не бояться нужно, а радоваться. Ты ведь радовался, когда пел, радовался, когда плясал, — разве нет?
— Радовался, — кивнул Владимир, — но это была не моя радость.
— Не твоя, разумеется. Но убери из тебя не твое, что останется?
— Может, выпьем кофе? — предложил Ипай Владимир, подумав.
— Нам сейчас выходить, — сказала Кубито-тян.
Трамвай остановился, они вышли.
— Кем ты был — тогда? — спросила Кубито-тян.