На телекамере Эн-Би-Си замигал красный глазок, а Салли уже была на трибуне, поглядывая вниз на копошащихся телевизионщиков и обсуждающих последние сплетни репортеров, которые со всех сторон облепили трибуну. В лицо ей уставилось по меньшей мерс двадцать микрофонов. Она проверила часы: 8.10.
— Сенатор Фэллон сделает сейчас короткое…— начала она, но тут же поняла, что микрофоны еще не включены и она говорит сама с собой.— Видео, откройте номер четвертый! — произнесла Салли.
В ту же секунду в воздухе раздался резкий свист электронного включения, заставивший многих втянуть головы в плечи и заткнуть уши.
— Спасибо!…— отдался эхом через всю площадь голос Салли, после чего звукооператор смикшировал шумовой уровень. Увидев, как толпа сразу же успокоилась, она невольно улыбнулась: еще не было случая, чтобы фокус не сработал.
— Спасибо! — еще раз повторила она, и ее голос разнесся от ступеней Капитолия до Расселовского центра на другой стороне улицы.— Сенатор Фэллон сделает сейчас короткое приветственное заявление. Оно отпечатано на белых листках с синей каймой.
Она подняла над головой отпечатанный текст, с тем чтобы репортеры могли найти у себя соответствующую копию.
— После этого выступит полковник Мартинес. Его текст…— Она оглянулась через плечо на Мартинеса: в его глазах светилась плутовская улыбка, при виде которой Салли не могла сама сдержать улыбки.— Отпечатан на английском.— Она подняла в воздух очередной листок.— Он красного цвета. А переводы — желтого! — Она взметнула над головой желтый листок.— Если представителям зарубежной прессы он понадобится, разыщите Бетти.— Она помахала рукой, и ее секретарша Бетти, стоявшая за спиной телевизионщиков, помахала в ответ, чтобы ее могли увидеть. К ней сразу же кинулись четверо или пятеро иностранных корреспондентов, жаждавших заполучить текст перевода.
Салли окинула глазами телеоператоров. Тут были представлены все крупнейшие компании: Эн-Би-Си, Си-Би-Эс, Эй-Би-Си, Би-Би-Си, Си-Би-Си, Ти-Эф-Ай и другие — из Латинской Америки, из стран за "железным занавесом". То, что скажет сейчас Терри, донесется до самых отдаленных уголков не только Америки, но и практически любой страны мира. И все это организовала она, распланировав каждую мелочь, каждую деталь. Утренний свет бил ей прямо в глаза. Снизу на нее глядели десятки телеоператоров и репортеров. Наступила тишина: слышался лишь шорох ветерка с Потомака и хлопанье полотнища флага перед куполом Капитолия. Салли подставила лицо ветру и от удовольствия зажмурилась.
— Включайте камеру! — скомандовала она, и руководители съемочных групп повторили за ней эти слова.
По каналу Эн-Би-Си Брайант Гамбел, сидя перед камерой, произнес:
— …перед ступенями Капитолия, где сенатор Терри Фэллон будет сейчас приветствовать никарагуанского борца за свободу, который…
Салли с улыбкой произнесла перед микрофонами:
— Леди и джентльмены! Слово имеет сенатор из Техаса достопочтенный Терренс Фэллон!
При первом же звуке аплодисментов она отошла к краю трибуны и затем спустилась по ступенькам, чтобы, стоя внизу, иметь возможность лучше видеть Терри.
Легким пружинистым шагом он пересек сцену. В его походке было столько от юноши-спортсмена, что ей все время приходилось напоминать себе, что перед ней сенатор, один из тех ста человек, что определяют судьбу всей нации. Когда Хулио Рамирес, представитель правительства контрас в изгнании, предложил, чтобы речь на встрече Мартинеса произнес именно Терри, Салли сразу же ухватилась за эту возможность. Что касается Белого дома, то у него была двоякая причина для поспешного согласия. Во-первых, сенатор Фэллон занимал лидирующее положение по проблеме Центральной Америки: он не склонялся на сторону ни Кастро, ни Ортеги, ни сандинистов. Он был твердо убежден, что борьбу за правое дело там следует вести так, как того желали и Белый дом, и американские избиратели: наши деньги, наши пушки, наши советники — их кровь. Вторая причина была даже еще более очевидной: открытая улыбка "парня из Техаса" с ямочками на щеках завоевала ему популярность с того самого дня, как он появился в палате представителей от Хьюстона в 1978 году.