«Динь-Дон», – скорбно, отдавая плачущим эхом, зазвенело невесть где.
– Узнаёшь звон? – спросил Симаргл. Голос у него был густой и басистый, помноженный на суровость. Как будто сама земля или небо заговорило во всю мощь глотки. – Узнаёшь звон?
– Нэ. Шо це?
– Слушай.
«Динь-Дон».
– Монастырь наш в деревне.
– Он уже не ваш. И не в деревне. И ты тоже.
– Я тоже не ваш? – подшутил Яша.– Причем тут я?
– Кто ты?
Всё вокруг забрызгало слезами плакуна.
– Я Яков Богданович Рубан. Проживати я рыболовлей и охотой. И ничуть не считаю, шо це есть потребительство. – Яша ощущал себя подсудимым, который, как в настоящем суде, не совсем понимал, за что его судят.
Симаргл покачал головой, и ветер вокруг него завился кудряшками. Ответ ему не понравился.
– Кто ты?
– Я Яков Богданович Рубан…
– Где ты родился?
– В Киеве. Там жил батька.
– Где ты рос?
– Под Московией. Тут живёт моя мать. – Наконец, Яша подумал, что уловил общее направление мыслей и опустил глаза. Смотреть на огромного сурового пса снизу вверх и без того было сомнительным удовольствием, а теперь стало совсем невыносимо.
– Кто ты?
– Не знаю.
– Где ты родился?
– В Киеве.
– Где ты рос?
– В Тупиках. Но и Киев когда-то был столицей не Украины, а Руси… – не сразу до него дошёл смысл собственных слов. Батька бы пренебрежительно выдал: «Обрусел», а мать, пожалуй, ничего бы не сказала, только по-лисьи улыбнулась. – Это ещё нишо не значит.
Снова звон разнёсся по пастбищу, перекрывая прочие звуки.
– Монастыря уже нет, – огласил приговор Симаргл.
– Шо це вдруг?
– А ты есть?
Яша промолчал и сник. Бог не бог, а Яша дурак что ли, чтобы с ним как с дураком говорили?
– Ну, хватит! – скомандовал он. – Докучаешь без толку.
– Полетишь? – перебил пёс.
– Полечу, – как-то облегчённо выдохнул Яша, до конца сам не зная, на что подписался.
При всех габаритах Симаргл развернулся удивительно легко, словно весил меньше кило. Лёг грациозно по-кошачьи, по-птичьи поджав крылья. Яша долго не думал. Вообще не думал. Ни о чём.
Поначалу запутался в длинной шерсти, а потом понял, что за неё надо цепляться, как в детстве за сучья деревьев. Так и вскарабкался. По пути разглядев нечто чёрное. Если у бога были блохи, то и они были божественны – такого размера, что могли бы откусить Яше голову, но видимо, божественная кровь была вкуснее.
Когда-то давно – так давно, что, пожалуй, было неправдой – он мечтал стать лётчиком. А вместо этого стал попутчиком. Это рассмешило и расслабило его настолько, что он слегка заскользил по холму позвонка и чуть не слетел. Высоту они набрали даже быстрее МиГ-31, Яша и глазом моргнуть не успел, как их окружил сонм облаков.
Много в каких фильмах показывают полёт на птице или драконе. Но в реальности всё не так. Не было желания зачерпнуть облако рукой и завизжать от восторга. И хоть Яша не страдал боязнью высоты, сейчас он думал только о тысячах метрах под собой и о том, что ноги, как ни поставь, скользят. Он принял позу охотника, представив, что завалился в траве и выслеживает тетерева. Вот только Симаргл не походил на неповоротливого индюка, а его влажная жёсткая шерсть – на заросли. Яша ощущал себя скорее жуком на спине того волка, который обитал в чащобе Тупикового леса, и которого он давненько поставил целью пристрелить.
Они летели выше и выше. «Ему не хватает чувства меры», – удручённо подумал Яша, совсем лишаясь опоры и переходя в вертикальное положение.
К солнцу. Они летели прямо к солнцу. Он понял это, когда первая капля пота стекла по лицу. А потом глаза заслезились от ужасного жара. Пёс разогнался, и мир, вращаясь, как глобус, вспыхнул под зеницей солнца.
Стало непереносимо. Яша понял, каково рыбе, вялящейся на летнем зное. Солнце стало таким огромным, что они точно должны были уже вылететь в космос, но небо сохраняло глубокий синий оттенок. Яша закричал, у него плавилась роговица, сушились губы, и кожу разрывало от ожогов. Не выдержал и разжал захват. И полетел прямо в солнце. Или все-таки в котлы глаз Симаргла… Уже трудно было разобрать.
Только когда плоть солнца соприкоснулась с телом Яши, оказалось, что это церковный золотой купол. Купол разбился, и Яша упал, пустив пыль по мраморному полу. Наскоро отдышался и поднялся. Место было заброшенное. Это была церковь, стоявшая на отшибе Тупиков, и знакомые пейзажи в разбитых окнах свидетельствовали о том.
Яша поёжился. Не нравились ему храмы и божьи дома. Воспоминания о прошлых грешках начинали ворошить душу. Вот он крадёт у мамки деньги, чтобы купить ружьё. Посреди ночи душит соседского гуся за кошмарный гогот. Портит молодых девок. Яша схватился за голову, унимая злокозненные картинки воспоминаний.