Китайцы были одеты одинаково: черные брюки и черные футболки без рукавов, обнажающие накачанные мускулы. Руки их были вывернуты ладонями наружу, и у каждого от запястья до локтя отчетливо виднелась татуировка: на одной руке — тигр, на другой — дракон. Они держали руки так, словно намеренно демонстрировали свои знаки. И действительно: тот, кто знал истинный смысл этих знаков — отличительную черту бойца триад, — ни за что не решился бы вступить с ними в бой.
Впереди шел китаец с каким-то особенно злым лицом. И прическа его отличалась от остальных: лысый череп, блестевший в ярком свете, и длинная, доходящая до пояса, черная коса на затылке, заплетенная очень туго. У остальных — трое с правого бока, трое — с левого — были обыкновенные, гладкие черные волосы с небольшими косичками, доходящими только до плеч.
К китайцам мгновенно бросились трое охранников клуба, на ходу вытаскивая оружие. Те лишь взмахнули кулаками, словно просто подняли их вверх — со стороны это выглядело именно так, и охранники, перевернувшись в воздухе, рухнули со сломанными шеями, оружие упало на пол. После этого в зале началась паника.
Шоу на сцене прервалось, музыка замолчала. Посетители, сидящие возле выхода, с воплями срывались с мест… Испуганные танцовщицы сбились в кучу. Китайцы методично и деловито принялись крушить ресторан. Они били столы, стулья, лампы, украшения, картины… К ним со всех ног бежали остальные охранники, но их мгновенно постигла судьба предыдущих. Китайцы быстро крушили все вокруг мощью своих кулаков. Все было выворочено, разнесено в клочья. Но при этом они не трогали людей.
Начался хаос. Зал наполнился грохотом, истерическими криками. Посетители метались в поисках выхода, безостановочно визжали. Танцовщицы, истошно вопя, как стая перепуганных куриц метались по сцене, на ходу теряя остатки роскошных нарядов. Наконец группке людей удалось пробиться к выходу из зала. Китайцы им не препятствовали. Поняв, что путь свободен, люди, сбивая друг друга с ног, бросились к выходу из ресторана. Воющие, обезумевшие от страха, они высыпали на улицу.
От роскошной обстановки ресторана не осталось и следа. Зал был полностью разгромлен. Один из китайцев, приблизившись к сцене, с которой уже давно сбежали танцовщицы, достал из кармана небольшой баллончик, аккуратно распылил какое-то вещество на занавеси, окружающие сцену, на пол, на стены вокруг. После этого, отбросив пустой баллончик, щелкнул зажигалкой и бросил ее в глубь сцены. Раздался взрыв. Все вспыхнуло одновременно. С треском над сценой обрушилась часть потолка. Двигаясь строем, так же ровно, методично и четко, как вошли, все семеро китайцев бесстрастно вышли из зала ресторана, который прямо за их спиной превратился в огромный пылающий факел.
О разгроме заведения Масловского рассказали в ночных новостях и даже показали кадры горящего здания. Но это уже так мало интересовало Ри, что она даже выключила телевизор.
Оцепенев то ли от восторга, то ли от шока, сжав газету в руке, она сидела очень прямо, уставившись в одну точку перед собой. Это было невероятно… невозможно… Так не могло быть… Но, тем не менее, все это было именно так! Она еще раз вчиталась в скупые газетные строчки. Не зная, что испытывает больше — радость или самый настоящий страх. Собственно, она давно подозревала, что с Масловским все плохо. Это было видно невооруженным взглядом. Теперь оставалось понять — сможет ли она заработать на этом. И если да, то как.
Телефонный звонок прорезал ее оцепенение как звук выстрела. Мысли вернулись в прежнее русло. Если она не ответит, это может вызвать подозрение, а она не имеет права на риск до тех пор, пока не будет знать все в точности. Это соображение быстро пронеслось в практичном мозгу Ри со скоростью доли секунды, и, резко сорвавшись с места, она схватила телефон.
— Почему ты долго не подходила?
— Была в туалете.
— Весьма прозаическое объяснение. Ты со мной даже не поздороваешься?
— Привет, милый.
— Хм… У меня неприятности. Триады разгромили мой ресторан.
— Я знаю. Слышала в новостях. Мне очень жаль.
— Как мило! Ты по мне скучала?
— Очень. Каждую ночь плакала в подушку.
— Неужели?
— Наволочка промокла!
— Слушай, я никак не научусь понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно! Мне это не нравится.