— Вы о том парне, который так классно прыгал? Да уж, нам такого не добиться даже после многих тренировок! — вздохнул Сергеев.
— Не добиться?! Что ты такое говоришь?! — закричал тренер. — Да ты… я… ты просто ничего не соображаешь! Это неслыханно, это чудовищно! А! — Он обреченно махнул рукой. — Все равно пока я не могу тебе всего объяснить. Иди лучше продолжать подкачку!
— Вы взяли того парня в клуб?
— Нет! И никогда не возьму! Таким здесь не место!
Ничего не объяснив, Валерий Николаевич ушел. Юрий искренне был расстроен его странным состоянием: тренер был его другом.
Когда тренировка закончилась, Сергеев направился домой. Машина его была в ремонте, и он ездил автобусом. На остановке он вдруг увидел парня из зала. Тот первым заметил его, подошел:
— Привет! Я видел тебя в спортзале.
— Да. И я тебя видел. Ты так классно прыгаешь… — Юрий не смог удержаться.
— В нашей школе это в порядке вещей. У нас и не такое выделывают! Этот ваш «Черный дракон» — настоящий отстойник, а мы…
— Вы — это кто?
— Клуб китайских боевых искусств «Путь тигра».
— Я слышал об этом клубе. Ты тренируешься там?
— Разумеется! Лучше в городе все равно никого нет!
— Но, кажется, вы занимаетесь только одним стилем…
— Неправда, мы занимаемся всем. Мы даже умеет летать по воздуху!
— Летать?
— Разве ты никогда не слышал о летающих людях? О воинах, чьи тела могут быть легче, чем воздух? Так вот — это мы!
— Понятно, — хмыкнул Сергеев. — А что у тебя с руками?
— Так, ерунда. Не важно. Слушай, а ты не хочешь сам к нам прийти и посмотреть? Вот, держи визитку. Приходи! Не стоит губить свой талант в таком отсталом болоте, как твой «Черный дракон».
Парень сунул в руку Юрию картонную карточку, на ходу тормознул маршрутку и умчался. Сергеев посмотрел на визитку: «Клуб боевых искусств “Путь тигра”». Адрес, номер телефона. Машинально сунул ее в карман. Подумав, решил не ехать — он давно перестал верить в сказки, тем более в сказки о летающих людях.
Юрий открыл дверь своим ключом и сразу почувствовал тяжелый устоявшийся запах. К этому запаху он привык давно — так же, как привык к боли. Он узнал бы его даже во сне, и за то, чтобы окончательно избавиться от него, с радостью отдал бы половину своей жизни. Быстро разувшись и не зажигая свет, пошел в комнату. Отворил дверь и, непроизвольно сморщившись от ударившей прямо в лицо жуткой вони, сказал наигранным бодрым голосом:
— Я уже пришел, мама.
Каждое утро, еще до тренировки, он поднимался чуть свет и делал в ее комнате влажную уборку, но все равно это помогало мало. Может, потому, что комната была крошечной и плохо проветриваемой — с прилепившимся к стенке выходящим во двор единственным окном.
Вначале Юрий хотел перенести мать в большую комнату — гостиную, там, где стоял телевизор, но она возражала так эмоционально и громко, что он не решился ее трогать. Она очень любила свою комнату и хотела видеть ее всегда, даже перед своей смертью. Как для мужчины, он убирал очень чисто и даже хорошо стирал постельное белье, но в комнате все равно стоял тошнотворный сладковатый запах — смесь, которую дают гниющее тело, моча и лекарства…
Мать лежала на двуспальном диване, всегда на спине. Два дня назад он помыл ей голову, и чистые седые волосы красиво обрамляли желтое высохшее лицо на цветастой наволочке. Совсем недавно он купил маленький корейский телевизор с пультом и поставил его на окно — так, чтобы она могла сама включать. С тех пор мать всегда держала в руке пульт, выпуская только тогда, когда он приносил еду. Она старалась есть сама, несмотря на то что усилия причиняли ей сильные боли. Иногда она даже улыбалась, и в такие минуты Юрию не верилось, что его мама лежит на этом диване целых три года.
Казалось, что она прилегла всего на пару минут, отдохнуть. А потом встанет, приготовит обед и все будет по-прежнему. В такие минуты он снова чувствовал радость и легкость, как в детстве. Но тяжелый, спертый воздух отрезвлял очень быстро, так же, как растекающиеся по дивану желтые пятна. И он снова возвращался в свой мир — где было очень много серой унылости и еще больше — боли, о которой никто не знал.
— Еи… ау… кы… — произнесла мать. Она не могла говорить — правая половина лица, там, где шел нерв, была парализована — и издавала лишь нечленораздельные звуки, но Сергеев отлично научился ее понимать, и так они могли беседовать часами.
— Не волнуйся, все в порядке, — сказал он, — я победил. Без потерь. Меня никто даже не тронул.