Уже захмелев, Васька мечтал о том, что обязательно будет майором и старшим опером. Мечты прервали, заскрипевшие ключи во входной двери кабинета оперчасти. Васька насторожился, так как все уехали домой.
— Всё нормально, наверно Валентинович из зоны вышел. — спокойно сказал Петрович.
В кабинет зашёл Валентинович, он же начальник оперативного отдела майор Зубов Валентин Валентинович. Он, как и Петрович, тоже давно работает в зоне и имеет большой авторитет.
— Что-о Петрович, молодого опера спаиваешь? — с укором спросил Зубов.
— Нет Валентинович, уму разуму учу, чтобы молодой кум в блудню не попал.
— Ну тогда ладно, смотрите мне! — строго сказал Зубов.
— Валентинович, рюмку будешь? — спросил Петров.
— Нет, я сегодня за рулём, у меня ещё дела, долго не сидите, завтра на работу.
Васька помалкивал, так как вмешиваться в разговор старших было не принято, ни по уставу, ни по понятиям.
ИК-12. Радуга
Андрей Шмаров неторопливо ел сало, нарезанное толстыми кусками, и пил чай с сахаром. Он ждал звонка от оперативного дежурного колонии. Андрей Андреевич Шмаров закончил Государственный университет физической культуры и спорта. Гуманитарных знаний не получил. Зачем они нужны, когда он в очередной раз защищает честь университета на борцовском ковре в кимоно. К сожалению, Андрей применения себе в спорте не нашёл.
Шмаров устроился работать участковым в милицию. Через три месяца службы в органах он был уволен за то, что разбил лицо честному гаишнику. Инспектор отказался от взятки и оштрафовал его дядю за вождение автомобиля в нетрезвом виде. Спустя полгода скитаний на отечественной семёрке в качестве таксиста, он подслушал разговор двух пьяных пассажиров. Они обсуждали мусорской беспредел, который творится в Радуге. Пассажиры были хозные ребята и по пьяни строили грандиозные планы, как там навернуть чёрный ход.
На следующий день Андрей поехал в ИК-12, где его с радостью взяли. Как оказалось, там дефицит кадров, требуемых для особой специфики именно этой колонии. К своему удивлению Андрей на «отлично» прошёл собеседование с руководством. После прохождения медкомиссии он незамедлительно был трудоустроен оперуполномоченным в оперативный отдел.
Зазвонил телефон, и Андрей быстро схватил трубку.
— Мясо приехало, воронок стоит у ворот. — сказал дежурный и Андрей улыбнулся.
Почему Радуга? Гадал Калуга, он же Алексей Викторович Калугин, судимый дважды за кражу алюминиевой тары с местных дач. Ра-ду-га, Ра-дуга, Раду-га? Может Агу-дар или рад-агу? Он понимал, что есть подвох, но какай именно, сообразить не мог. Калуга уже наслышан, что в Радуге очень жёсткий режим, но что ему боятся? Он не блатной, тем более не авторитет и не насильник — он простой мелкий воришка. В зоне уже отсидел две ходки по три года и работал на швейке. Шил робу и голицы, в общем, как и в любой зоне, только в этот раз дали шесть лет. Воронок резко затормозил, и Калуга ударился головой об решётку.
— Бляядь! — сказал Калуга в ответ решётке и догадался почему Радуга — это Удар ногой.
По лаю собак Калуга понял, что приехали. Это поняли все автозаке, все двадцать девять человек. Открылась дверь, и охранник опустил лестницу из будки автозака.
— Бегом, бегом, бегом по одному. Вещи взяли, бегом, кто последний выбежит из автозака тому пиздец! — заорали мусора.
Все ринулись быстрее вперёд. Столпотворения и давки не было, так как удары дубинками и пинки у мусоров были чётко отработаны. Непонятно кто из зэков выбежал последним, но досталось всем без исключения. Через минуту все осужденные стояли в три шеренги перед начальником спецотдела.
— Шапки снять, быстрее, быстрее. — заорал во всё горло безопасник. — Всем сесть на корточки, вещи перед собой. Руки за голову, за голову я сказал.
Зэков опять стали выравнивать дубинками и пинками по спине и заднице. Калуга сидел на корточках и думал о том, что надо потерпеть, что его, не били что ли в зоне. Так везде по приезду встречают, чтобы не расслаблялись. Две недели карантина, а потом работать куда-нибудь пойду. Жаль я маклевать не умею, цены бы мне не было.
— А где ещё один? — спросила начальник спецотдела капитан Холипова, полная женщина с небольшими усами, у старшего конвоя. — По разнарядке тридцать.