— Не делайте из меня младенца. И ружье ваше с лета не чищено. Оно опаснее барса.
Димка ушел.
Метеобудка близко, рукой подать. И ночь спокойна до того, что давит на уши непривычная тишина. И светло там, снаружи, светлей, чем в домике, при свечах. И Димка — не младенец.
Все-таки — не прерывая работы, не говоря лишних слов — ждали.
У Олега опять перегорела проволочка на спайке. Искандер разронял карандаши. Артем поднес к уху часы: «Не стоят ли?»
...И в потолочный люк мешком свалился Димка. Встал, шатаясь. Неживыми, словно у робота, пальцами рвал с головы заиндевелый малахай. Тыкал пальцем через плечо: там, там!
К нему кинулись. Три вскрика:
— Барс?
— Ты ранен?
— Что случилось?
Димка мотал головой: нет, нет! Он как будто онемел, только глаза кричали — расширенные, на посеревшем, как зола, лице. Движения его были замедленны и ломко угловаты.
Артем оттеснил других:
— Спокойно...
Помог Димке стянуть штормовку, оглядел мгновенно всего: цел! Олег, поругиваясь, шарил в аптечке: «Валерьянку хоть бы догадались взять...» Искандер — одна нога здесь, другая там — слетал на кухню, притащил фаянсовый бокал:
— Глотни-ка кофе, без сгущенки!
Ошарашенный заботой, Димка попробовал улыбнуться. Сказал осипшим голосом:
— Я — в ажуре, братцы. Дело вот в чем: на Кумуш-Тау горели снега.
Под его взглядом, восторженно-диким, один за другим — опускали глаза.
— М-да, бывает, — выдавил Олег. Закашлялся.
— Очень даже часто! — невпопад горячо согласился Искандер.
— Ты завтра нам все расскажешь, Димур, — мягко посоветовал Артем. — А сейчас поздно. Все мы нынче умаялись. Спать надо...
— Да вы что? — Димка привстал. — Думаете, я — того? — он покрутил пальцем у виска и залился шипящим хохотом. Остановившись, сказал неожиданно жестко:
— Садитесь и слушайте. И пусть кто-нибудь записывает: может, сегодня началась на земле новая эра!
Димкин рассказ вызвал такую бурю, что Артему пришлось вспомнить о своих начальственных правах. По приказу, ворча, улеглись. И усталость взяла свое: утихало нервное дыханье, перестали скрипеть койки.
Спят... Артем повернулся на спину. Было о чем подумать.
Кумуш-Тау... Что такое — Кумуш-Тау?
Тремя кулисами — параллельными грядами — нависают над ледником горы по северной рамке участка. Природа не ленилась и не повторяла себя: одна вершина вонзается в небо хрустальной пикой, другая — оплывает сахарной головой. Среди вершин — пятитысячник, Агджи-Тау. похожая на цирковой купол, и шеститысячник Кумуш-Тау — Серебряная гора; плоская, чуть скошенная ее верхушка напоминала наковальню.
Неповторимые по очертаниям, все вершины одинаково белеют массивными снегами. По утрам склоны, обращенные на восток, отливают сизым, голубиным цветом; постепенно теплеют краски — от малиновой до золотой; когда солнце — ослепительный мячик — выпрыгивает из-за гор, режет глаза торжествующе — яркая белизна.
Такая же световая феерия разыгрывалась на закате: горы превращались в груду раскаленных и тихо дотлевающих углей. Последней угасала Кумуш-Тау. Может, это и было причиной зрительной галлюцинации, потрясшей Димку?
Если это галлюцинация...
Димка рассказывал так:
— Показания приборов я снял. Повернулся — идти домой. И вдруг ударило светом! Где, что — не пойму. Сощурился, пригляделся — Кумуш-Тау горит! Вершина — кусок солнца! Нет, ярче. Не было сил смотреть, закрыл глаза. И сквозь веки бьет свет! Потом потускнело. Вершину одело облако, вроде снег начал испаряться. Так минуты две. И вдруг тьма! Погасло. Ждал, повторится — нет. Словно и не бывало. Только по глазам как будто кто кулаком проехался...
Никаких намеков «показалось, бывает» — Димка не принимал. Железную его уверенность в том, что произошло необычайное, не могли пробить и обычные шуточки, он их просто не слышал. Тогда посыпались гипотезы. «Тут что-то электрическое», — Олег припомнил десятки историй о проказах атмосферного электричества на больших высотах: головы путников в сияющих ореолах; альпенштоки, словно факелы, рассыпающие искры; горы в огнях; молнии, ударяющие в скалу «прямо возле уха».
— И какого все это цвета? — спросил Димка, заранее торжествуя.
— Электрического! Ну, голубого, что ли...
— Вот! А Кумуш-Тау была отчаянно красная — как солнце через красное стекло.
— Луна скоро взойдет, — вмешался Искандер. — Какие-нибудь воздушные колебания. Преломление света.
— Ну, словом, как в учебнике. Телячий у вас кругозор, братцы, — сочувственно констатировал Димка. — Но простить можно, вы же не видали. Насколько это... ну, не знаю! Космическое, что ли. Я полагаю, — голос его зазвучал тихим торжеством, — я полагаю: это были световые сигналы разумных обитателей Марса...