А пока титан...
Остановил процесс, чувствуя, что изрядно вспотел и вымотался. До окончания ещё далеко, я только закончил основу, новую точку в том месте, где буду развивать узел, и провёл к ней канал. Забыл я, что каждый следующий узел, который формируешь себе сам, даётся сложнее предыдущего. То есть знал, но осознания не было, в прошлый раз начальные узлы мне проращивали другие, а потом я был значительно сильнее, чем сейчас. К тому же я не помнил, какими возможностями обладает маг на третьем ранге. А возможности мои сейчас удручающе скромны. Вертекс я вытянул, находясь практически постоянно в одиночестве, где меня никто не трогал и не дёргал. Сейчас я формировал уже четвёртый узел... Четвёртый. Всё ещё находясь на третьем ранге. Соответственно, когда сформирую — сразу перейду на следующий.
А пока душ, я весь вспотел от напряжения.
Не успел я толком подумать, чем занять время отдыха, как в дверь постучали. Слуга передал просьбу Степана зайти в его кабинет. Одевшись по-домашнему, отправился к «отцу». Застал мужчину за примеркой шелковых рубашек.
— Дима? Нас пригласили в гости Остроговы. Ты пойдёшь? — спросил он, не отвлекаясь от процесса.
Первой мыслью было отказаться, но я понял, что делать мне нечего. Продолжать формирование узла я всё равно сейчас не готов.
— Почему бы и нет. Да, поеду.
Степан удивился, однако с расспросами не лез.
— Хорошо, одевайся.
Возвращаясь в комнату, ощутил лёгкое волнение. Сначала подумал на Остроговых, может, что-то осталось в моей памяти на их счёт. Но быстро сообразил, что это бунт подросткового тела. Одеваться надо, себя в порядок приводить, а там ещё с людьми разговаривать, а что обо мне подумают, и прочие глупости. Хмыкнул и успокоился.
С одеждой не мудрил, классика она и есть классика. Выпендриваться, облачаясь в длинные фраки, странного фасона рубашки и прочее, я не собирался. Белая рубашка, не шелковая, не могу привыкнуть к этому материалу, слишком... нежный. Брюки. Жилет надевать не стал, только пиджак.
На улице оказался вторым, Миша был уже здесь. Естественно, в парадном мундире, естественно, с таким видом, будто только что строевой подготовкой занимался и вообще настоящий солдат, в отличие от некоторых гражданских. Миша меня забавлял, пока не требовалось с ним говорить.
— Ты пойдёшь в таком виде? — спросил Михаил.
Я осмотрел его с ног до головы, выразил на лице крайний скепсис и снова прошёлся взглядом от начищенных сапог до торчащего воротника.
— Могу задать тебе тот же вопрос. Не помню, чтобы у Остроговых был на заднем дворе плац. И про костюмированный вечер никто не говорил.
Миша выразил оскорблённую гордость.
— Нет для мужчины одежды лучше, чем мундир, брат.
Пожал плечами.
— Как хочешь. Но извини, я буду делать вид, что мы незнакомы.
И, естественно, он счёл такой ответ оскорблением чести его мундира.
— Ты имеешь что-то против моего военного училища, брат?
Хмыкаю.
— Миша. Если я стану патологоанатомом, мне в прорезиненном переднике всюду ходить?
— Не путай мундир и...
Закатил глаза, борясь с желанием хлопнуть себя ладонью по лицу.
— Сарказм для тебя китайская грамота? Я ничего не путаю. Оставим эту тему. Я ни в коем случае не запрещаю тебе носить то, что ты считаешь нужным. А шуток ты не понимаешь.
Как же нас доставали довоенные паркетные офицеры! Муштра, дисциплина, шагистика! Двадцать первый век на дворе, танки второго магического поколения, авиация и ракетная артиллерия, а у этих всё строй в голове! Какая к ночным демонам шагистика! И Устав почти трёхсотлетней давности, не редактировавшийся лет восемьдесят, вместо святого писания. Ох, предки, дайте мне терпения.
Нахмурившийся парень явно хотел сказать что-то ещё, но появилась Лариса.
— Мальчики, я так волнуюсь! Как я выгляжу?
Девушка крутанулась перед нами, демонстрируя платье. Приталенное, со свободным низом, насколько позволяли приличия. Может быть, самую малость чуть более смелое, чем позволяли приличия, но это нормально. Приличия для того и нужны, чтобы чуть-чуть за них заступать. Михаил, убедившись, что я ничего говорить не спешу, развесил ухабистых комплементов. Ничего, тренируйся, братец, тренируйся. Эх, военные училища прививают привычку действовать прямолинейно, напролом, отбирая способность критически смотреть на себя со стороны. Специфика работы. Чтобы стоять перед строем и вдохновенно нести положенную туфту, нужно либо иметь очень крепкую волю, либо вообще не понимать, как тупо ты можешь выглядеть для стороннего наблюдателя. И это накладывается на все поступки. Отсюда и идёт дурная слава офицеров, грубых, прямолинейных, лишённых такта.