Глава 11
Москва. Московский Государственный Лицей Имени Его Императорского Величества Николая
Сентябрь 1982 года
— Проходи, Дмитрий, присаживайся, — обманчиво дружелюбным тоном обратилась ко мне директор.
Персонал не имел права «не заметить» разбитой губы, поэтому о том, что я где-то получил по морде, госпожа Сидерис узнала раньше, чем я дошёл до класса. И, естественно, сразу был вызван на ковёр.
Откровенно говоря, я не сомневался, что здесь окажусь. Пусть драки и случались изредка, но администрация старалась адекватно на них реагировать. Если удавалось замять — скрывала, если не удавалось — упорно искала участников, и, чаще всего, находила. А затем наказывала. Для выяснения отношений силовым путём существовали дуэли. Хотите бить друг другу лица в кровь — пожалуйста. Хотите померяться, чья магия длиннее и толще — нет проблем. Но на арене! Под присмотром судьи и медика.
Дана смотрела на меня и явно прикидывала, как именно достать из меня имена участников.
Вот только я ничего скрывать и не собирался. Порочная практика умолчания, появившаяся, как я узнал позже, ещё в начале семидесятых, была насквозь гнилой и лицемерной. Не говори, кто тебя побил, поэтому это фу, быть крысой, сдавать ровных пацанов. В учебном центре, когда я уже прошёл первые ритуалы и тянул на нормального бойца, но не имел нужной подготовки, один умный офицер узнал, что я умолчал о драке, которую видел. Он пригласил меня на разговор и много интересного рассказал.
Покрывательство, блатные понятия, как называл это капитан Смирнов, пробивали себе путь долго, но неотвратимо. Нечестные люди были всегда, но обычно им давали укорот. Однако рыба гниёт с головы, и гниение Романовых, их попустительство, умалчивание связанных с императорской фамилией некрасивых фактов... Когда очередному взяточнику, коррупционеру, или откровенному вору в лицо предъявляли за его действия, он без зазрения совести указывал в Великую Семью, как бы говоря: «они тоже это делают, так что вы от меня ждёте?».
Покрывательство, когда рука моет руку, постепенно поражало общество. Проникло оно и в среду молодых дворян. Но это порочная практика. Что толку избитому и униженному молчать? Если бы общество было здоровым, а он публично назвал своих обидчиков, то получил бы защиту, а обидчики — заслуженное наказание. Однако общество гнило. Если униженный расскажет — его будут бить ещё больше. Но если смолчит — его точно так же будут продолжать унижать. Выхода нет. Блатные законы служат уродам, пользующимся своей силой. Помогают им оставаться безнаказанными, и делают всех, кто молчит, участниками преступления. В здоровом коллективе не покрывают вора, а с пинком вышвыривают его за дверь.
А ведь есть ещё Слепой Суд. Название пафосное, но на деле это всего лишь сборище лицеистов, самых уважаемых и котируемых. Я о нём знаю только из разговоров, сам, естественно, там никогда не бывал. Уверен, они попытаются меня осудить. Пусть пытаются. Если сделаю всё правильно — они сыграют мне на руку.
— Чем могу быть полезен? — спросил я, вольготно устроившись в кресле.
На лице женщины на секунду отразилось удивление, смешанное со скепсисом. Наглею — да, отчасти. На самом деле просто не изображаю обоссавщегося от одного только упоминания вызова к директору мальчишку. Неуважения не проявил, в кресло директор меня сама пригласила, и устроился я хоть и вольготно, но в рамках приличия же, ногу на ногу не закидываю.
— Что у тебя с губой? — всё тем же обманчиво дружелюбным тоном продолжила Дана.
— Удар кулака. Должен пройти к утру.
Сидерис удивляется. Сотрудничество нетипично для лицеистов в последние годы. И я не вхожу в круг учеников, имеющих железную защиту от администрации или родителей, чтобы спокойно нарушить «неписаные правила». Пытается понять, что происходит. Впрочем, пауза едва заметна.
— И ты даже назовёшь по имени того, кто тебе этот удар нанёс?
Развожу руками.
— Простите, но нет, — и, прежде чем она спросила почему, я продолжил. — Я не знаю имён ни одного из участников драки. Могу лишь сказать, что они со старших курсов.
Дана смерила меня взглядом.
— Сколько их было?
— Пятеро, — спокойно отвечаю.
Снова осмотрела меня с ног до головы.
— У тебя есть ещё травмы?
Отрицательно качаю головой.
— Я вышел победителем из драки.
Дана чуть нахмурилась.
— Драки запрещены правилами лицея.
Развожу руками.
— Я защищался.
— Это не имеет значения, Дмитрий. Драки запрещены.
Киваю.
— Я знаю. Соблюдая правила, я обязан был дать себя избить, а потом пожаловаться на это в администрацию. Если бы смог до неё доползти. Но инстинкт самосохранения и дворянская гордость подсказали, что лучше дать отпор и быть наказанным за нарушение правил, чем получить телесные повреждения.
Дана нахмурилась сильнее.
— В списке возможных наказаний есть и исключение, — напомнила директор.
— Есть, — согласился, — мне это известно.
Но мы оба знаем, что исключать меня не будут. А Сидерис, убедившись, что её модель поведения на меня не действует, решила сменить тактику.
— Хорошо, ты защищался. Если ты говоришь правду, и подрался ты сразу с пятью старшекурсниками...
Она на секунду сбилась, поняв, насколько это фантастично звучит.
— Всё было именно так, — уверенно подтверждаю.
— То наказание можно и смягчить. Если ты раскроешь других участников драки.
Развожу руками:
— Как я и сказал, я не знаю имён.
Красивое лицо женщина выразило скепсис и недовольство.
— Ты подрался с ними и даже не знаешь, кто они? Я не первый день живу, Дмитрий. Драки всегда происходят по какой-то причине.
Киваю.
— Всё верно. Причина была. Один из них хотел защитить честь старосты моего класса.
Дана задумалась, вспоминая, а затем с подозрением на меня посмотрела.
— Давыдов? Ты не смог бы справиться с его компанией.
Пожимаю плечами.
— Детина хорошо получил в лоб, кто-то из них хорошо так — в челюсть. Сам... Давыдов, если это действительно он, в нос.
— Сиди здесь, — приказала директор и вышла.
Вернулась через минуту и вновь села в кресло. Ага, вызвала парней на разговор.
— Значит, не поделили девушку, понятно. Почему ты согласился на драку?
Вздохнул.
— Я не соглашался. Это была самозащита.
— Дмитрий, не морочь мне голову. Если тебя пригласили отойти поговорить, ты не мог не понимать, чем это закончится.
Но я лишь снова пожал плечами.
— А меня отойти поговорить и не приглашали. Меня попросила о помощи одноклассница, заведя в ловушку, — без зазрения совести сдал дурочку.
Потому что в следующий раз она так позовёт кого-нибудь, кто не сможет дать отпор. И в процессе избиения бедолаге случайно прилетит так, что на всю жизнь останется травма. Поэтому деваха — дура, а её поступок — не безобидная шалость.
— Кто?
Я, помучив память, назвал фамилию.
— Лесицкая. Ирина Лесицкая.
Мало нам врагов внешних, так ещё и сами себя калечим. И не надо рассказывать, что в тепличных условиях растут слабаки. Слабаки растут прямо сейчас. Половина — шакалы, способные только кучей на одного, а другая — запуганные и травмированные трусы. Нормальные сильные личности — единицы, слабо влияющие на общую картину, да и среди этих есть задравшие нос уверенные в своей исключительности кретины.
Сидерис ещё какое-то время меня разглядывала, прикидывая, можно ли получить с такого разговорчивого и красивого парня что-нибудь ещё.
— С общественным мнением что делать будешь? Нет, не так. Справишься?
Улыбаюсь и киваю:
— Справлюсь.
— Тогда свободен, — отпустила меня директор.
А что она сделает? Вызовет родителей в школу? Ну так это будет только после предметного разговора с Давыдовым и компанией. Пока же я могу идти на урок. С опозданием, но это мелочи.