Громкая песнь заглушила их слова.
Старый Швентас, нарядившись веселым скоморохом Келевежей, вбежал на четвереньках в комнату.
— Хей, хей! — кричал он. — То ли не веселье! Гостей съехалось без счету. Пойдемте поглядимте, хватит ли пива им на угощенье! Гости со всех сторон строем стоят; железными кафтанами поблескивают, золочеными шапками посвечивают; ржут их кони, в доспехах одетые…
Возгласы и крики из-за вала говорили о приходе крестоносцев.
XII
В ту же свадебную ночь Маргер вскочил с постели, поцеловал спавшую Банюту и остановился, погруженный в думы. Потом вышел.
Старый Вижунас сидел на пороге, подперев голову ладонью. Оба прошли во двор.
— Надо попугать этих собак, — сказал Маргер. — Ты видел с вышки, где шатер их воеводы?
Вижунас показал рукой.
— Не правда ли? Ведь это там, где наш подземный выход, заваленный камнем?
Старик кивнул головой.
— На что он нам?
— А вот, когда они заснут, — молвил Маргер, — они и их дозорцы, будет легко пробраться ночью в стан…
И он схватился за висевший сбоку меч.
— Надо убить вождя!
Вижунас недоверчиво взглянул на Маргера. В глазах у него был вопрос:
— А кто возьмется?
Прошло мгновение, и Маргер зашептал:
— Я знаю их повадки, говорю по-ихнему… Пойду сам.
— Ты?
— Да, я, — подтвердил юноша, выпрямляясь, — кто знает, может быть, их охватит страх… отступят…
Старец думал, поникнув головой.
— Жаль вас, — сказал он, — а если вы погибнете, кто защитит замок?
— Ты! — кратко ответил Маргер, положив ему руку на плечо. — Никому ни слова! Молчи…
Он огляделся, была ночь… Прислушался: стан крыжаков поголовно спал, ничто в нем не шевелилось.
Маргер взял меч и пальцем провел по острию; бросил взгляд в сторону брачного покоя. Хотел было пойти проститься… А что… если, войдя, не хватит решимости расстаться?
— Идем, Вижунас, — приказал он.
Старик покорно довел его до ямы, закрытой сверху дверцами. Здесь он бросился к ногам своего властелина и застонал.
Маргер исчез во мраке, а Вижунас остался стоять на страже. Если бы прожитые годы не иссушили его слез, он бы заплакал… но не мог. Минуты тишины, казалось, длились целые века. И конца не было безмолвию.
Но вдруг он услышал страшный крик и упал на землю у выхода. Тысячею голосов откликнулись на зов в немецком стане; из недр молчания разразилась ужасающая буря, как будто бы земля разверзлась под ногами немцев. Ржали кони, звякало оружие, беглым шагом подходили воинские части, все гремело и стучало.
Вижунас лежал, приложив ухо к земле. В яме ничего не было слышно. Но вот что-то зашуршало, кто-то, как змея, соскользнул вниз к старику… Тот, опасаясь немцев, схватился за нож… Но тут же узнал Маргера. Все лицо его было обсыпано песком; он тяжело дышал и, наконец, измученный, бросился на землю рядом с Вижунасом.
Когда старик привел его в себя и стал расспрашивать, Маргер ничего не сумел объяснить. Показал только на меч, не обагренный кровью, и вздохнул. Он никого не убил…
Наутро выкатили бочки для защитников Пиллен и справили для них свадебную пирушку. Однако не было позволено горланить песни. По очереди одни стояли на страже за стенами, другие сидели вокруг чаш и ведер, черпали и пили.
И в то же время пели:
— Только раз к человеку приходит смерть!
Маргер то захаживал к жене и садился рядом с ней на лавку, то взбирался на окопы и всматривался в лагерь крестоносцев. Он знал всех и каждого из рыцарей мог бы назвать по имени. Он узнавал их по доспехам и по походке, по коням и по челяди. Много было между ними людей добрых. Он же против всех должен теперь пылать злобой.
Маргер горько упрекал себя, зачем не убил Бернарда; но чувствовал, что если бы опять встретился с ним, с глазу на глаз, вооруженный, то снова дрогнула бы у него рука. Сидя у жены, он в мыслях избивал их всех и каждого; а глядя на них издали, слабел духом.
Крестоносцы, точно преднамеренно, откладывали штурм; несколько дней стояли под стенами, ничего не делая. Одни распевали, веселые, другие набожные песни. А люди на валах рвались в бой.!
— Хотят нас взять измором, — говорил Вижунас, — надо беречь припасы. Ведь может же великий кунигас собраться к нам на помощь и ударить на них с тылу?
А немцы свозили хворост и смолили стрелы.
Однажды все они столпились вокруг распятия, поставленного среди поля. Посередине виден был алтарь. Отец Антоний служил мессу. Маргер, стоявший на вышке, невольным движением схватился за шапку и хотел было по внедрившейся привычке обнажить голову… но злобно опять нахлобучил ее глубже… Раздалось пение… Он хорошо знал и напев и слова; сам нередко вторил им в костеле… А снизу, от подножия башенки, задорно неслась вверх песенка Банюты…