Второй аукцион Раффке был организован уже в 1924 году. За это время наследники Раффке, еще до принятия поправки Фольштеда, предусмотрительно перевели свои пивоваренные предприятия в Канаду. За это же время появились две работы, которые давали большой объем новой информации о коллекции пивного магната, а некоторые сведения даже означали — по крайней мере, в мире искусства и торговли произведениями искусства — самый настоящий переворот.
Первой книгой, которую в 1921 году опубликовало нью-йоркское издательство “Моффат энд
Ярд”, была автобиография Германа Раффке, составленная двумя из его сыновей на основе заметок и дневников, найденных после смерти коллекционера. Вначале, зачастую помпезным и пространным стилем, пивовар излагал скудные воспоминания, оставшиеся у него о родном Тра-венмунде, крохотном городке близ Любека, где его отец занимался продажей лошадей. Далее он рассказывал, как в двенадцать лет его отдали в ученики к гамбургскому бондарю, чья мастерская располагалась напротив порта, и как он часами мечтал, рассматривая приплывающие со всех концов света большие парусники, груженные ценными породами дерева, шелками, заморскими пряностями. В шестнадцать лет он завербовался плотником на датский китобой “Фи-локтет”, который потерпел крушение в открытом море около Исландии; юноша, подобранный рыбаками с Новой Земли, добрался до Портленда, штат Мэн, и устроился работать на Великих Озерах. С этого момента его жизнь стала жизнью хрестоматийного зе1£-тас1е тап: сначала официант на колесном пароходе, затем буфетчик у Ниагарского водопада, затем концессионер по торговле вразнос на собачьих бегах в Каламазу, затем эксклюзивный дистрибутор пива, лимонада и алкогольных напитков в семнадцати крупнейших столовых Чикаго, и, наконец, — совместно с тремя компаньонами, от которых он очень быстро избавился, — основатель пивоварни, ставшей самой крупной в городе, а позднее и во всем штате.
К 1875 году сорокапятилетний пивовар скопил около десяти миллионов долларов; два его сына были уже достаточно взрослыми, чтобы его заменить; постепенно передавая им управление делами, он решил полностью посвятить себя собиранию картин.
Интерес к живописи пришел к нему, когда он еще работал на Ниагарском водопаде. На чердаке своей забегаловки он обустроил жилую комнату и сдавал ее по четверть доллара в день художникам, приезжавшим рисовать каскады. Один из них, прожив почти месяц, оставил ему в счет оплаты картину под названием “Любители виски”; она изображала задымленный бар в маленьком рыболовном порту; через грязные желтые оконные стекла виднелся туманный пейзаж, несколько лодок и вереница рыбаков в зюйдвестках, которые вытаскивали сети на песчаный берег; в баре трое крепко сбитых мужчин сидели за грубым деревянным столом перед темной пузатой бутылкой и тремя массивными стеклянными стаканами.
Раффке повесил эту картину за своей стойкой. Он охотно признавал, что она нарисована не очень хорошо, что персонажи, сидящие на своих табуретках, получились не совсем сидящими, что их руки слишком коротки, а всему вместе недостает красочности. Но всякий раз, глядя на свою картину, он ощущал удовлетворение и говорил себе, что в один прекрасный день, когда он станет богатым, у него будет еще много других картин.
Четыре картины он купил три года спустя по случаю своей женитьбы и переезда в Каламазу. Две первые — изображавшие соответственно “Двух спящих кошечек” и “Группу женщин-квакерш в порту Нэнтакет”, — выбрала на благотворительной распродаже его жена. Третья называлась “Охота на тигра” и изображала схватку слона с огромным хищником, которого он сжал своим хоботом. Во время боя установленный на спине слона паланкин накренился и вывалил на землю тощего погонщика в одной набедренной повязке, безбородого европейца с пышными рыжими бакенбардами, вооруженного длинным карабином, и магараджу в богато расшитых и украшенных драгоценными камнями одеждах; по обе стороны от слона лежали повергнутые в ужас туземцы.
Четвертая картина называлась “Официанты”. Она изображала трех официантов в униформе, вытянувшихся в ряд перед стойкой с блестящей медной посудой и держащих в руках по серебряному блюду соответственно с омаром, почти совершенно прозрачным фланом и какой-то помпезной конструкцией, украшенной павлиньими перьями. Над стойкой, за рядами бутылок, висели высокие зеркала, в которых отражался зал ресторана с позолотой, стуком, лепниной, большими люстрами, фигурными столами для подносов и блестящими клиентами во фраках, платьях с кринолином и мундирах, усыпанных наградами.