Лес неожиданно кончился. Обходя куст лещины, Алина вышла на круглую поляну.
И увидела, что на поляне она не одна.
На поляне, в траве по пояс и в облаках подсвеченного луной тумана, кипела буйная пляска. Два десятка плясунов - уже знакомые Алине скоморохи в костюмах троллей, оборотней и чертей, обнажённые девушки в венках - то кружились в хороводе, то распадались по парам, то, схватившись за руки, неслись вереницей вдоль поляны. В середине поляны рос куст, и от него слышалась заводная музыка, похожая на птичий щебет.
«Ага. Вечеринка для избранных! Это я удачно... заплыла!» - подумала Алина, а между тем ноги уже несли её навстречу веренице танцоров. Те, словно ждали её, разомкнули руки. Её левое запястье обхватила широкая ладонь мохнатого оборотня в волчьей маске, правую ладошку стиснула худенькая гибкая девушка с разметавшимися волосами до пояса. Музыка ударила с новой силой, словно приветствуя новую участницу праздника, и вереница понеслась вскачь вокруг поляны.
Добежав до одинокой берёзы, танцоры резко свернули к середине поляны, возглавлявший вереницу скоморох с длинными рогами - уж не тот ли, который вчера приласкал её посохом по мягкому месту? - подал руку совсем молоденькой девчонке, замыкавшей строй, и они закружились в бешеном хороводе.
Потом, будто по сигналу, все рассыпались по парам. Скоморох, наряженный оборотнем, подхватил Алину.
Она взяла его за руки...
...и вдруг заметила, что у него не по пять, а по четыре пальца на руках! И таких грубых пальцев не бывает у людей - даже у тех, кто всю жизнь машет ломом, топором и лопатой.
И глаза. Они не прячутся в прорезях маски, а смотрят на неё со звериной морды. И ноздри и уши у неё шевелятся по-живому. Её партнёр усмехнулся, словно прочитал её мысли - из разинутой пасти её обдало горячее смрадное дыхание хищника.
(«Это не скоморохи!»)
Оборотень поднял руку, заставив её провернуться вокруг своей оси, и легко толкнул в сторону, в объятия стройной грудастой девчонки...
...с оранжевыми глазами, чёрными вертикальными зрачками и длинным раздвоенным языком, которым она игриво провела по шее взвизгнувшей от неожиданности Алины.
А потом их обеих подхватил под руки лесной дух, с ног до головы покрытый длиной шерстью и напоминающий ходячую копну, бычьими рогами, совиными глазами навыкате, длинным горбатым носом и игривым оскалом.
(«Это не скоморохи! Это настоящие лесные гоблины... и я среди них! Нет. Это сон. Проснуться! Проснуться!!! Проснуться?»)
Рогатый и мохнатый лесовик обхватил обеих девиц вокруг пояса, подпрыгнул и, к ужасу и восторгу Алины, перемахнул через «музыкальный» куст. Алина зажмурилась, но за мгновение успела увидеть, что на ветках куста сидит бесчисленное множество птиц. Там были и соловьи, и какие-то неизвестные ей ночные пичуги, и совы, и сычи. Их щебетание, писки и вопли складывались в небывалую мелодию.
Мохнатый гоблин прокрутился на месте, не выпуская девушек из объятий, а потом танцоры снова сцепились кольцом.
(«Проснуться? А зачем?»)
Ужас нахлынул на неё и тотчас растворился в новых, небывалых ощущениях. Алина скакала вместе со всеми, наслаждаясь собственной силой и ловкостью, и хохотала от нахлынувшего чувства свободы от всего. От условностей, сомнений, страхов, обязанностей, неисполнимых желаний, бессодержательных раздумий. Она казалась самой себе прекрасной и опасной ночной нежитью. Вроде мохноногого рогатого чёрта по левую руку от неё, или изящной девицы напротив... с сине-зелёной кожей и когтистыми пальцами...
Хоровод остановился, потому что музыка стихла, и на середину вышел новый участник праздника. Это был рослый парень, бородатый и длинноволосый, полностью обнажённый: мышцы прирождённого бойца так и играли на его теле. Его волосы увивал венок, который, казалось, растёт из его головы - как и ветвистые рога, напоминающие корону.
Рогатый хозяин оглядел хоровод, зверовато пошевелил ноздрями, и вдруг Алина заметила, что он смотрит прямо на неё. Сердце оборвалось от ужаса и счастья, и она со всех ног бросилась к Нему, избравшему её.
Их глаза и руки встретились. Хозяин качнул рогами, птицы засвистели новую песню, и пляска понеслась вновь.
Алина плохо помнила, что было дальше. Осталось ощущение полёта, чувство бесконечного восторга, ужаса и освобождение, медовый дурман, источаемый травами, и память о зове, на который она радостно откликалась. Потом всё смешалось...
...и она проснулась в палатке, как и накануне утром, потому что солнце нагрело её стены и внутри стало жарко.
Голова покруживалась, как после дружеской посиделки средней интенсивности, а тело ломило, словно накануне она в охотку покачалась в спортзале.