За эти одиннадцать страниц на чистом листе нашего ума, с какого мы начали, появился новый друг — Марья Васильевна, которая, если мой опыт может служить хоть каким-то ориентиром, пребудет с вами навеки. И когда в следующий раз кого-то охарактеризуют как «одинокого», вы, благодаря дружбе с Марьей Васильевной, возможно, будете более склонны подумать о том человеке с нежностью, пусть вы с ним и не знакомы.
Вдогонку № 1
Если какой-нибудь преподаватель среди нас решит применить укороченный вариант этого изнурительного упражнения «по-странице-за-раз», я бы посоветовал рассказ Хемингуэя «Кошка под дождем»[11]. Я поступаю так: фотокопирую весь рассказ (там примерно тысяча двести слов), затем режу на шесть «страниц» где-то по две сотни слов. Затем предлагаю всем молча прочитать первую страницу, после чего спрашиваю, как мы уже проделали выше: (1) что вы успели узнать? (2) что вам стало любопытно? (3) куда, как вам кажется, рассказ поведет дальше? (Какие булавы подброшены вверх?)
Ближе к концу рассказа выберите точку, где его усечь, и задайте вопрос «О чем история пока?».
Выполняя это упражнение, студенты получают настоящее переживание того, в какой мере рассказ на самом деле спланирован и театрален. Этот рассказик предлагает особенно замечательную возможность увидеть, как происходит нагнетание. Он негромок, однако постоянно в движении. Тонкое развитие истории происходит едва ли не в каждом абзаце.
Резюме: рассказ — линейно-временно́е явление.
На самом деле таково любое произведение искусства. Мы знаем, что думаем о кино, уже через несколько минут после его начала. Знакомясь с тем или иным живописным полотном, наш ум заполняется с нуля. В концертном зале мы либо заворожены с ходу, либо размышляем, что за сообщение набирает на телефоне вон тот парень на балконе.
Рассказ — череда накапливающихся импульсов, каждый следующий так или иначе воздействует на нас. Каждый помещает нас в некое новое место относительно того, где мы сейчас находимся. Критика — не некий непостижимый загадочный процесс. Она сводится вот к чему: (1) замечать, какой отклик порождает то или иное произведение искусства, от мгновенья к мгновенью, (2) совершенствовать артикуляцию этого отклика.
В работе с учениками я подчеркиваю, как много сил дарит этот процесс. Мир полон людей со своими шкурными замыслами, они пытаются убедить нас действовать в их пользу (тратиться в их пользу, в их пользу воевать или умирать, ущемлять других). Но внутри у нас есть то, что Хемингуэй назвал «встроенным удароустойчивым детектором фуфла»[12]. Как мы распознаем фуфло? Мы наблюдаем, как откликается на него некая глубинная, искренняя часть нашего ума.
И именно эту часть совершенствуют чтение и письмо.
Можно проделывать это упражнение «одна-страница-за-раз» и с другими художественными формами.
Например, возьмем фрагмент из кинофильма «Похитители велосипедов»[13], начинающийся с сорок пятой минуты. События в том фрагменте таковы: отец с сыном ищут украденный отцов велосипед. След, по которому они идут, исчезает из-за совершенной отцом ошибки. Когда сын спрашивает его об этом, отец бьет сына, тот начинает плакать. Отец велит сыну подождать у моста, а сам спускается на берег осмотреться.
Затем отец слышит шум: похоже, тонет какой-то мальчик. Отец предполагает — и мы вместе с ним, — что это его сын. Но нет: сын стоит на вершине лестницы на мосту, в точности там, где ему было велено ждать.
Отец с сыном идут вдоль реки. Угрызаясь из-за того, что стукнул ребенка, отец заглядывает в кошелек и предлагает расточительство: сходить поесть пиццы. В ресторане их сажают рядом с зажиточной семьей. Сын с любопытством наблюдает за богатым сверстником. Заметив это, отец в порыве откровения изливает мальчику душу. (Боль, причиненная оплеухой, исцелена.)
На занятии мы несколько раз пересматриваем этот эпизод и замечаем то, что упустили при первом просмотре. Например, когда отец с сыном печально бредут вдоль реки, мальчик обходит дерево с одной стороны, а отец — с другой. Но когда приближаются к следующему, сын резко виляет, и они с отцом огибают его с одной и той же стороны. (Мы прочитываем это как «возможное примирение?») Мимо проезжает грузовик, набитый ликующими футбольными болельщиками (они, в отличие от отца с сыном, счастливы). Отец замечает, что его сын замечает молодежь в грузовике, и это, совместно с муками совести, какие он переживает из-за той оплеухи, рождают в нем мысль отвести мальчика в ресторан. (Но сперва он заглядывает в кошелек.) В милой сцене с примирением позади отца с сыном мы видим, что на реку глазеет влюбленная парочка.
12
Из интервью Эрнеста Хемингуэя Джорджу Плимптону для «Пэрис Ревью», вып. 18 (весна 1958 г.); позднее опубликовано в: