– Правильно! – восклицают мать и сын одновременно. Это можно было бы назвать восторженным воплем, но восторг блестит только в глазах, рдеет на щеках, вздымает груди, а голоса остаются почти невозмутимыми, только Алик сглатывает на последнем слоге и поспешно прячет лицо в чашку.
– То есть нам повезло. У нас даже есть связь с вашим знакомым, с вашим хорошим знако-о-мым, – почти пропев окончание фразы, Соломон Давидович встаёт и оглядывает компанию гостей. – Все поедем с ним разговаривать?
– В гараж? – спрашивает Владимир и тоже встаёт.
– Чай, особенно мой чай, меня покойный папаша учил его правильно заваривать, всё-таки ободряет мысль, – произносит Соломон Давидович, уставя палец в потолок. При этом он составляет чашки в центр стола, Алик начинает помогать ему, Раиса Виленовна оправляет блузку и юбку. – Оставьте, ещё вернёмся ведь! – и движением иллюзиониста Соломон Давидович накрывает посуду и остатки трапезы кружевной скатёркой.
Гараж в двух шагах – зелёный «Москвич» радушного хозяина успевает буквально только набрать скорость, поворот, мелькают слева опоры железнодорожного виадука, насыпь, какие-то серокирпичные и бетонные стены вперемешку, тёмные окна, железные ворота, вывески в основном по-русски, но из малопонятных сокращённых слов – и вот они перед одним из ряда явно производственных зданий. Возле больницы было видно, что это Рига, а не Болотнинск. Здесь – всё едино. Соломон Давидович входит, кивает вахтёру – «со мной, со мной» – лестница на второй этаж, пахнущая машинным маслом, тряпками и бензином, конторский коридор. Дверь открывается без лязга, и кажется, тем же движением Соломон Давидович уже там, в недрах, нажимает какие-то кнопки на громоздком ящике, занимающем командную позицию на столе.
– Двадцать седьмой, где сейчас находишься, Роман Гариф’ч?
Комната наполняется шорохом и треском натруженного диспетчерского эфира.
– Прошли Варакляны, следуем дальше на Карсаву, потом Гребнево.
– Говорить можешь? Как дорога, как груз?
– Со мной полиция, сопровождает груз, их груз! – шорох усиливается, а голос словно бы отдаляется. – Дорога нормально, в путёвку они дописали пункт назначения, не торопят, мы и так там будем вот-вот. Обратно ехать ночью или там ночевать?
Доносится посторонний голос, Соломон Давидович и Алик внимательно вслушиваются.
– Сказал, напоминаю про приказ, не имеешь права… – вполголоса переводит Алик.
Резкий щелчок – и шум эфира исчезает. Остаётся только тихое потрескивание, как от заигранной пластинки, по которой всё соскальзывает игла на одно и то же место. Опять то же, опять то же… Ничего узнать не получилось, думает Владимир и с тревогой смотрит на Раису Виленовну – как она держится? И вздрагивает от бесцеремонного лязга звонка.
Соломон Давидович хватает трубку. Слушает. Отвечает по-латышски. В трубке раздаётся взволнованный женский голос. Он наполняет диспетчерскую звоном, пронзительным, как солнечный луч, как бьющаяся в стекло оса, он кажется жёлтым и полосатым: потише – погромче.
– Володя, – говорит он наконец, ещё быстрее, чем обычно, – скажите ей, что я вас не съел, что вы здесь, это Кристина, та самая…
Владимир, ещё не поняв, какая такая Кристина беспокоится о нём, хватает трубку.
– Добрый вечер… или доброй ночи? – говорит он по-латышски.
– Не надо! – восклицает тот же голос. Теперь Владимир понимает, какая такая Кристина. Сегодняшняя. Из больницы. Девушка, похожая на взрыв синих искр, которая дала ему телефон Соломона Давидовича. Всё с тем же сильнейшим акцентом она продолжает:
– Я скажу по-русски, этто не долшно считаться плохо, что русский! К фам идет сейчас Наталия Семёновна, она уше сменилась, если фы ещё нигде не устроились на сеготняшний ночлег, она несёт фам ключ от кфартиры, где можно переночевать трое челофек! Спасибо не надо, мы обясаны это делатть!
И трубку положили.
Владимир так и стоял ошеломлённо с трубкой в руке. Алик смотрел на него с растерянным восторгом – видно, весь разговор был ему слышен, и Владимир подумал, что, наверное, он кажется парню чем-то вроде ангела-спасителя, одно присутствие которого отворяет врата милостей небесных – или как там это у мусульман? Да и считать ли мусульманином малого хоть и с татарской фамилией, но со знанием и русского, и латышского, и с дедом, носившим революционное имя… Ключ. Уже второй за последние два дня. В день по ключу. А дальше? А никакого «дальше» у него нет, переночевать – и надеяться на то, что завтрашнее утро будет без полиции. Вдруг ощутилось, как гудит от усталости всё тело. Ещё немного, и он заснёт прямо здесь, у этого стола с громоздким ящиком диспетчерской связи. Нет, не годится, надо дождаться неизвестную ему Наталию Семёновну, надо устроить на ночлег Раису Виленовну с сыном Аликом, надо всё-таки узнать, как там Саша и два брата Алика…