Старинные узорно-кирпичные корпуса кончаются, они входят в сравнительно новое здание, бетонное с огромными окнами, так выглядели почти все заводы и опытные производства НИИ, где Владимиру доводилось бывать на практике, так строили в семидесятые. Коридор не освещён, двери с обеих сторон, а окон нет. Пахнущая волглой нежилой штукатуркой, лежалостью и конторской пылью реденькая темнота после августовского солнышка кажется по-настоящему тёмной. Арик опять светит фонарём. Шаркает по слегка выбитым плитам из мраморной крошки с бетоном. Последняя дверь, прямо в торце коридора, открыта.
– Надо же, повезло, – говорит Раиса Виленовна.
– А что здесь запирать? Уже всё взяли. Гы! – снова усмехается Арик.
За дверью спортзал. У стены – «шведская стенка», пол размечен под волейбол и баскетбол, правда, баскетбольные корзины тоже срезаны – видны маленькие пятнышки копоти на стенах. А в дальнем углу маты. Гора в человеческий рост.
– Вот на этом можно спать. Сколько-то перебьётесь, это же не может продолжаться бесконечно! А там по домам. Тут рядом всё есть…
Рядом действительно есть и уборная, и действующий водопроводный кран, находятся даже ведро и тряпки. Когда Арик с Владимиром уходят, за спиной у них уже начинают наливать в ведро воду. На прощанье, обернувшись, Арик напутствует остающихся:
– Дорогу запомнили? Если нет, можно поизучать, но не всей толпой. Ту будочку без дела не отпирать, там шастают кто угодно! Еда будет там через часок, а дальше…
Успевать за его циркульными шагами непросто, но Владимир старается. Старается и кое-как запоминать дорогу. Они заходят ещё в какие-то здания, идут огромными пролётами, выводящими в ничтожные каморки. Из одной такой каморки Арик звонит куда-то по телефону. Снова идут чистенькими и зелёными заводскими дворами. По Арикову бурканью – «со мной!» – снова оказываются на улице. Уже за воротами вагоностроительного.
– Мне работать надо, – говорит Арик, – а вы дождитесь того… сына солнечного Дилижана и давайте вдвоём назад, в «Запчел». Там вам на пожрать уже собрали, но надо уточнить списки. Возьмёте там у Кристины листок, как в нём сказано, так и напишете. Не пропадёте, вами уже из-за границы интересуются.
9. Кто боится Визенталя
Мягко пропела мелодия звонка. Покосившись на часы – восьми утра нет, кому он может понадобиться в такую рань? – Озолс взял трубку.
– Доброе утро, – сказала трубка по-латышски смущённым басом. – Вы, это, помните… Монтёр я. Есть вопрос, ну, не телефонный. Вы на работе как всегда?
Что ещё надо этому сиволапому, подумал Озолс. Кое-что полезное он в прошлый раз сказал. Ежедневное – или почти ежедневное – присутствие на заводе тоже приносило свою выгоду, не материальную, само собой, но незаменимую. Так что имеет смысл. И он ответил:
– Да, как всегда, э-э-э… господин… Ландсбергс. Можем встретиться в девять у проходной.
Одевался – мёрз. До того, что пальцы на ногах скрючивало. Кофе показался бурдой, пахнул заводской столовой, железом, автоматикой для бедняков. Знал: это организм развинтился, вышел из равновесия, это то, что медики называют вегетососудистой дистонией, всё от теперешней его вредной работы, но коньяк с утра – недопустимо, голова должна оставаться ясной. Лишь в машине удалось как-то сбалансироваться, словно разогнулась, потеплела, встала на место внутри железяка, до того стоявшая колом и очень мешавшая дышать и думать. Перестраиваясь на своём «BMW» в первый ряд перед заводской автостоянкой, он заметил – попробуй такого не заметить – фигуру верзилы-монтёра, который сутулился то ли от предосенней прохлады – как-никак, сентябрь приближался, – то ли от свалившихся неприятностей. Знание его неприятностей может дать шанс избегнуть своих. Более значимых, как тогда, с лифтом. Ну какие у этого типа могут быть проблемы? Он и слова-то такого не знает. Уволят? Перебежит к другому хозяину. Посадят? Таких не сажают, потому что взять с них нечего. Сейчас расскажет, если ещё удастся понять…
– Здравствуйте, господин Озолс.
– Здравствуй. Садись.
Сиволапый идиот плюхнулся рядом с Озолсом, и «BMW» присела на правый бок.