— Но графиня, — попытался возразить Тео и получил истерику.
— Мне плевать на графиню! — завизжал парень, — Она мне никто! Я её ненавижу! Провались она пропадом! Мне нет до неё никакого дела! Ни до неё, ни до её сыночка, дери его демоны! Старая сука хочет чтобы я как задница сидел в замке и плясал под её дудку!
Больше орать ему не дали. Подскочила Виола и сунула под нос кружку с холодным травяным отваром.
— Ну-ка замолчал и быстро выпил! Потом будем разбираться куда и зачем ты хочешь. Сейчас у нас другие дела. Тео и так вымотался, ему ещё палатку ставить и тебя туда перемещать, а ты тут визжишь как недорезанное порося.
Впервые увидев девушку не на шутку разгневанной, Ульрих испугался. Это милое, очаровательное создание на поверку могло быть не менее грозной, чем Гедвига. Вот бы они схлестнулись, — выплыла откуда-то гаденькая мысль, — Не факт что графиня сдюжила бы против купчихи.
После такого выступления виконта все долго молчали. Ульрих стыдился собственной слабости, Тео переваривал его заявление, а Вильке просто было некогда. Сначала она помогала наёмнику поставить палатку, а потом перетаскивала туда вещи, стараясь свить для каждого уютное гнёздышко на предстоящую ночёвку. Потом водила лошадей на водопой, заодно мыла посуду и себя При этом она обдумывала сказанное парнем и пришла к выводу: графиня потому и не позволила лечить пасынка, что боялась потерять последнего наследника, который ей хоть чем-то обязан. Здоровым и по доброй воле Ули бы в Эгон не вернулся.
Как любое купеческое дитя она изучала Гражданский кодекс Гремона и знала про закон о материнском праве. По нему дети, даже не родные (пасынки и падчерицы, зятья или невестки), не могли выставить из дома вдову, родившую своему мужу хоть одного ребёнка.
Закон принял король Густав Страдалец, мать которого вместе с ним-малолеткой выгнал из дому старший сын после смерти отца. Закон должен был защитить слабых женщин, оставшихся без покровительства мужа.
Этот долг возлагался на тех, кто получал основное наследство. Они были обязаны содержать женщину вплоть до самой смерти, а она имела свой голос при решении важных вопросов семьи. Её одобрение требовалось для того, чтобы вступить в брак, например.
Гуманный по сути своей закон страшно портил жизнь младшему, но уже выросшему поколению. Человек оказывался не хозяином в собственном доме. Как ни странно, со вторыми жёнами дело обстояло легче. Хуже выходило с родными матерями. Зачастую авторитарная мамаша желала руководить всем в жизни сына или дочери и имела для этого полную возможность.
Этого права она лишалась только в случае, если добровольно покидала дом. Поэтому те, кто подозревал, что матушка ни за что не позволит им жениться на избранной девушке, отсылали её на богомолье, лечение, в гости или придумывали другое в этом роде. По возвращении ей приходилось принять свершившийся факт.
Кроме вопроса о женитьбе, были и другие, где слово так называемой матери являлось решающим. Какую жизненную стезю выбрать, чем заниматься, где и чему учиться, уехать или всю жизнь просидеть пень пнём в своём доме Во всех этих вопросах уже по сути взрослым людям приходилось слушаться матушку.
Стоило Ули вырваться из дома, где царила графиня Гедвига, как он почувствовал свободу. Если там ещё и граф был тяжёлым, давящим человеком, а скорее всего так оно и обстояло, то замок Эгон должен был казаться юному магу тюрьмой. Ясное дело, он не хотел туда возвращаться и Виола очень хорошо его понимала. Сама она ни за что бы не хотела вернуться ни к Проппам, ни к родному отцу. Опять под руку матушки Вальтраут? Ну уж нет.
Лучше жить самой по себе.
Так как детей она мужу не родила, то претендовать на место и значение в его доме не могла, зато имела право на получение вдовьей доли. Вдова в гремонском обществе самое свободное существо. Чёрная лента на чепчике, свидетельство о смерти мужа в ридикюле и делай что хочешь в пределах своих финансовых возможностей.
А чем грозило юному магу возвращение под руку графини она даже представить не могла, но подозревала, что ничем хорошим. С другой стороны, если его старшие родственники-мужчины мертвы или недееспособны, то он скоро станет графом, хозяином целой провинции. Многие бы удавились ради такого. Хотя Этого красавчика учили на мага, а не на графа. Только свои магические способности он потерял и не факт, что они восстановятся. А значит он полностью подпадёт под власть своей приёмной мамаши. По крайней мере она явно на это рассчитывает.
Виола никогда не видела графиню и даже не слышала о ней раньше, но почему-то рисовала её себе как существо в высшей степени неприятное, нечто вроде собственной мачехи Вальтраут, только не толстой как бочка, а худой как жердь.
От размышлений её отвлёк Тео, который наконец счёл возможным перенести виконта в палатку. Подхватил парня под спину и под коленки и скомандовал:
— Держись за шею!
Ульрих сейчас не испытывал к Теодору тёплых чувств, но схватился за него как за родного. Свежесть вечера намекала на дождь ночью и юноша это отлично почувствовал. К тому же так он будет ближе к земле, а значит и к траве. Вон её сколько у стену, куда поставили палатку! Молодой, зелёной, под завязку налитой силой!
Тео стащил виконта с телеги и понёс к палатке, около которой уже крутилась Виола, придерживая полог, чтобы он не мешал занести внутрь ценный груз. Как только Теодор опустил Ули на попоны, тот решил показать удаль. Извернулся, подполз к выходу и вцепился в здоровый пучок пырея, росший вплотную к палатке.
Теодору показалось, что подопечный вздумал бежать. Глупо донельзя, но мало ли что придёт в голову больному человеку, тем более магу, пусть и бывшему. Он попытался его перехватить, но Виола вспомнила про малину, которую красавчик иссушил в пепел, и остановила наёмника.
— Не трогай! Пусть! Если это то, что я думаю, то наш виконт молодец.
А Ульрих валялся животом на пороге, сжимал в ладони молодой пырей, тянул в себя энергию и думал о том, как ему повезло, что на его пути встретилась эта замечательная девушка.
Лежать пришлось чуть не полчаса. Дело двигалось медленно, засасывать в себя силу растений оказалось не так-то просто. Зато стало понятно, почему этот метод не использую повсеместно. Так напрягаться ради каких-то пяти свечек никакой маг не станет, а за время, на это потребное, в бою тебя успеют убить раз двадцать.
Конечно, энергия, которой с ним делилась Виола, текла сама и была несравненно приятнее, но девушке она и самой нужна. Ули вдруг ясно увидел, что без Виолы Тео его до дома бы не довёз. Да они вдвоём и сюда бы не добрались. Лежал бы сейчас Ульрих Эгон, молодой маг и наследник графства, в песчаной могилке где-нибудь под сосной. Даже гроба приличного у него бы не было. Если бы не Виола. Это её две свечки чистой, незамутнённой магии дали ему возможность столько подержаться и выйти в конце концов из комы. Это она бульонами и отварами питала его тело и не позволила умереть.
Тут только до Ульриха дошло, что он чуть не умер. Радсть затопила сердце: он живой! Живой! По сравнению со смертью возвращение в ненавистный Эгон теперь казалось полной ерундой. Из Эгона он рано или поздно вырвется, но мёртвые не воскресают.
Кустик пырея осыпался у него между пальцев лёгким серым пеплом и юноша отполз в палатку на приготовленное для него место. Только сейчас он осознал, что Тео с Виолой всё это время стояли над ним, наблюдая. Из-за того, что Ули практически лежал на своей добыче, им ничего не было видно, но теперь оба склонились к остаткам энергетического пиршества.
— Это что сейчас было? — громким шёпотом поинтересовался Тео.
— Дядя Тео, по-моему, наш больной кормился. Энергию свою магическую пил из бедной травки. Видишь: тут кустик пушистый рос, а теперь вместо него что-то серенькое? Он днём точно так же с малиной поступил.
— То есть, он может получать свою энергию из растений? — сделал вывод наёмник, — Не обязательно из людей? Выходит, если бы мы с самого начала раздели его и положили голого на травку