И что-то мне подсказывало, что еще немного, и ритуал будет закончен.
— НУ-А-РАГ!
По мозгам хорошенько так шибануло, и я покрепче обхватил арбалет, черпая в нем силу противиться ментальному призыву шамана.
Судя по недовольному сопению слева от меня, фон Штерн хоть с трудом, но справился.
Не успел я подумать, что следующую ментальную волну мы с Ландером можем и не пережить, как с потолка упала размытая тень.
Дракончик исчез в огне, а в следующий момент пламя изменило свой цвет.
Я опустил арбалет и сделал вид, что кинул в пещеру мешочек с сон-травой — алиби — наше всё — и вновь подхватил арбалет.
— НУ-А-РА…
Шаман кобольдов, чей голос, словно сверло, ввинчивался в мозг, неожиданно запнулся, и ментальный таран, который ударил по мозгам, мгновенно рассеялся.
— Талаш… — прохрипел шаман, хватаясь за костяное ожерелье.
— Стреляй, Ландер! — я, сообразив, что альфа кобольдов почуял неладное, нажал спусковую скобу.
От входа до центра пещеры было порядка пятнадцати метров, и я… промахнулся.
Вместо того, чтобы вонзиться шаману в живот, арбалетный болт попал в лоб воину, сидящему во втором ряду.
А вот фон Штерн не подвел — его выстрел оказался точен, и шаман сложился пополам.
Как же нам все-таки повезло, что во время ритуала шаман кобольдов не окружил себя магической защитой!
— Талаш! — прорычал кобольд, чье посвящение в альфу потерпело крах. — Карык!
Кобольды дружно поднялись и заозирались, пытаясь понять, где находится враг.
— Нас сейчас сметут, — выдавил из себя фон Штерн, забывая про арбалет и вооружаясь своей рапирой. — Бур! Бегом сюда!
Сейчас бы не помешал Огненный шар Худяша, но новики были слишком далеко — мы с Ландером решили не рисковать и не подставлять весь взвод под ментальный удар.
Помогли бы гром-камни, но они, к моему огромному сожалению — ведь мог сообразить и оставить у себя хотя бы один! — были у Ростика.
Дело принимало скверный оборот, и я решился на крайний шаг.
— Стреляй по воинам, фон Штерн! — крикнул я, хватаясь рукой за костяное ожерелье гоблинского шамана.
Во мне до сих пор теплились остатки энергии, полученной от золота, и я, впитав ещё пару золотых прямо из Инвентаря, не колеблясь, наполнил ожерелье силой.
Самодельный артефакт рассыпался пылью, я покачнулся от резкой слабости, но результат оказался выше всяческих похвал — в сторону кобольдов покатилась настоящая Огненная волна.
— Ого! — Ландер отпрянул в сторону, закрываясь рукавом от нестерпимого жара. — Не знал, что ты так можешь!
— Артефакт Камнева! — крикнул я, трясущимися руками вскидывая арбалет. — Стреляй, фон Штерн!
Я успел заметить, как из огня вылетает Виш, а потом меня накрыло.
Рядом бил из арбалета закусивший губу фон Штерн… Что-то кричал приземлившийся мне на плечо Виш… Откуда-то сзади появился Бур, бесстрашно встав перед нами и перекрыв тем самым вход в пещеру.
Где-то на периферии сознания я фиксировал глухие хлопки — это Ростик с помощью пращи закидывал в пещеру гром-камни.
Несколько раз я отмечал вспышки огня — это Худяш наконец-то вступил в бой. Вот только почему-то… из другого коридора?
Но все эти детали тускнели по сравнению с разверзнувшимся передо мной адом.
Почерневшие тела кобольдов-рабочих, валяющиеся на полу… Визжащие от ожогов кобольды-стражники… Едва стоящие на ногах из-за сон-травы кобольды-воины…
Сон-трава, огонь, гром-камень и редкие, но меткие арбалетные болты оказались для кобольдов смертельным комбо. Да, они пытались сражаться, но силы были неравны.
К тому же фон Штерн, едва заметив отряд кобольдов, сбившийся под руководством кого-то из воинов, тут же переносил на них огонь, выбивая командиров.
Что касается меня, то именно сейчас я понял, что такое бой насмерть, что такое война.
В этом нет никакой романтики: магия, звон мечей, ржание рыцарских коней — все это полный бред.
Война — это одуряющий запах крови и испражнений, истошные крики умирающих врагов, тошнотворно сладкий душок горелого мяса…
А ещё это переломанные тела, ужасные ожоги и отвратительные раны…
Каждый раз, когда Коровин использовал Круговой удар, и в воздух ударяли брызги крови, мне хотелось хорошенько проблеваться…
Но хуже всего было осознание того, что эту бойню устроил я…
Единственное, что не позволяло мне скатиться в пучину ужаса и самобичевания, были глаза кобольдов.
В них было столько незамутненной ненависти, столько нечеловеческой злобы, что я раз за разом ловил себя на мысли — не дай Бог это племя оказалось бы в человеческой деревне…