— Ваш благородие, я с вами! — в руках Немирова появился лук, и он взял волка на прицел.
— Стой здесь, — приказал я. — И не стреляй.
— Ваш благородие…
— Выполнять!
На тракте происходило что-то непонятное и времени рассусоливать у меня не было.
— Есть Ваше благородие, — недовольно пробурчал Немиров, но перечить не стал.
Я же, не развеивая плетение, осторожно двинулся навстречу волку.
И чем ближе я подходил, тем яснее видел, что волк находится на последнем издыхании. Многочисленные раны, запекшаяся на белоснежной шее кровь, крупная дрожь — не то от холода, не то от слабости.
— Что с тобой, дружище, — прошептал я, осторожно приближаясь к хищнику на расстояние вытянутой руки.
Вожак хрипло зарычал и посмотрел мне в глаза.
И стоило мне посмотреть в его желтые зрачки, как передо мной пронеслись обрывки видений.
Вот стая загоняет лося… Вот он, убегая, влетает на появившуюся перед ним рябь портала… Вот стая разочаровано воет, не решаясь последовать за исчезнувшей добычей…
Вот то один волк, то другой перестают выть и безвольно бредут в портал…
Вожак рычит, раздает мощные плюхи ближайшим хищникам, но все тщетно — стая молча тянется в портал…
А в следующий момент мне по сознанию прилетает ошеломительный ментальный удар:
Забудь все и иди! Иди на свет!
И вот я смотрю на тусклое свечение портала, а мои лапы сами собой ведут меня вперед. Я проваливаюсь в глубокие сугробы, но упорно иду…
Из моего горла вырывается яростный рык, и я заваливаюсь вбок и, отвернувшись от сияния портала, заворачиваю назад. Рычу и через силу работаю лапами, стараясь отползти как можно дальше.
Глаза ближайших волков заволакивает серая дымка, и они бросаются на меня.
Первый бросается мне в горло, но я успеваю отскочить в сторону и мощным ударом лапы выбиваю серому глаз.
Острая боль пронзает заднюю лапу, и я, извернувшись, хватаю своего родича за шею.
Рывок и он грузно опадает на снег, ну а мне приходится отбиваться от оставшихся двух волков.
Они сильнее, хоть такого и не может быть, и быстрее меня!
Я отбиваюсь, ломаю своими клыками чужие лапы, изворачиваюсь, не давая нанести мне смертельную рану.
Но их больше, и я медленно, но верно проигрываю…
Я бьюсь со своими родичами! С теми, за кого взял ответственность. С теми, к кому прибился после того, как был изгнан со Стужи… С теми, кого поклялся защищать…
Из моей пасти раздается тоскливый вой, и я бью по собратьям своей волей — запретное знание, которое я ни разу не применял на своей стае. Даже когда бился за право стать вожаком…
Родичи на мгновение замирают, серая поволока чуть гаснет, а я уже распластался в отчаянном рывке.
Мои сородичи — уже не мои сородичи. Они лишь марионетки в руках кого-то могущественного и сильного. Кого-то, кто с легкостью диктует свою волю из портала!
Сердце рвет боль, но я и не думаю останавливаться.
Удар лапой по левому, вцепиться в горло правому — я полностью выкладываюсь в этой отчаянной попытке выжить.
Родич хрипит, пуская пузыри крови, а я уже рву последнего, чьи глаза вновь вспыхнули серой дымкой.
Он пытается вгрызться мне в горло, а я из последних сил работаю задними лапами, разрывая ему брюхо.
В снег, щедро окропленный братской кровью, мы падаем вместе, но я все еще живой.
Жизнь покидает израненное тело, но моя воля сильнее — сил уже нет, но я ползу назад, подальше от этого портала, в котором исчезла вся моя стая.
И который, как будто, стал больше?
И чем дальше я от портала, тем слабее его воля, призывающая меня идти к нему.
А ещё я каким-то шестым чувством знаю, что все мои родичи, исчезнувшие в этой серой ряби, не просто погибли, но были сожраны той самой силой.
И если я сдамся, то эта сила поглотит меня. Поглотит и сожрет.
И я ползу, ползу из последних сил. Подальше от этого портала. Поближе к дальнему огоньку сознания двуного, от которого так и тянет теплом и силой.
Главное — успеть. Успеть добраться до дороги, ведь если этот двуногий пройдет мимо, то мне его уже не догнать…
Левая задняя лапа совсем не слушается, в глазах двоится, жизнь утекает с каждой каплей крови…
Вот я выползаю на дорогу и из последних сил выпрямляюсь, встречая двуного с гордо выпрямленной спиной.
Уж лучше смерть от знакомого врага, которого уважаешь, чем подлое забвенье от чуждой сущности.
Вот он подходит, что-то говорит, я предупреждающе рычу — нельзя идти дальше, и наши взгляды пересекаются.
Я знаю, что вот-вот умру, но почему-то на душе становится… спокойно.