Черный был дерзким, сильным, независимым и яростным — яркое олицетворение фразы «Свое я возьму, чье бы оно ни было».
Зелёный был как будто более мудрый и целостный. Складывалось впечатление, что он бился не за себя, а за что-то другое.
И если черный смотрелся в бою более, чем органично, как будто находился в своей стихии, то зеленому как буто чего-то не хватало.
По уму, выгодней было бы встать на сторону черного — он, несмотря на трехкратное превосходство соперника по головам, явно одерживал верх.
Но сердце распорядилось иначе.
Я ещё даже не успел подумать, как поступить, как моя рука с легкостью сорвала с шеи Золотую цепь и кинула её зеленому дракону.
А мои губы сами собой прошептали:
— Держи, Горыныч!
Стоило Золотой цепи коснуться трехголового дракона, как бой, который до этого был как будто поставлен на паузу, вскипел с новой силой.
Два дракона с яростью набросились друг на друга, а из горы, расколотой их сражением, ударил ярко-алый фонтан магмы.
Казалось бы — надо бежать, спасаться! Но я стоял и как зачарованный смотрел на битву двух драконов.
Сухой ветер бросал в лицо пепел вперемешку с каменой пылью, и я невольно моргал, пытаясь прочистить глаза.
Были ли тому виной текущие из глаз слезы или висящий в воздухе пепел, но с каждым моим морганием… картинка сменялась.
Вот зеленый Змей-Горыныч с висящей на шее золотой цепью, сражается с черным драконом…
Вот богатырь на боевом коне вонзает золотое копье в брюхо черному змею…
Вот воин, одетый в стальную кольчугу и золотой шлем бьется со шляхтичем, закованным в латный доспех…
Вот тот же самый воин сражается со шведом…
С турком…
С персом…
Вот боец в гимнастерке, с усами и золотым крестиком рубит саблей француза…
Вот он же, но уже с винтовкой Мосина в руках штыком колет черный мундир германца…
Вот солдат в бронежилете выцеливает из гранатомета танк с намалёванным на борту белым крестом Вермахта…
Вот… Я жадно впился взглядом в следующее видение, но целая горсть пепла и каменной крошки угодила в глаза, заставив зажмуриться от резкой боли.
А когда я проморгался, воины и драконы пропали, оставив после себя дремлющий вулкан.
Вот только из памяти никак не шло смутно знакомое лицо воинов и золотой крестик, висящий на груди.
Я ещё только осознавал увиденное, как в голове появился тот самый пазл, которого так не хватало — я воочию увидел свой род, берущий свое начало не от Пожарского, как я думал, а от самого Георгия Победоносца!
По крайней мере, богатырь, вонзающий копьё в брюхо черному змею, ни с кем другим у меня не ассоциировался.
Смущал резкий переход от сражения драконов на битву богатыря и змея, но его я никак объяснить не мог.
Ну серьезно, не может же моим предком быть сам Змей Горыныч!
Ведь не может?
— Доживешь до тринадцатого ранга, тогда и узнаешь.
Виш, как и я не спускал все это время взгляда с вулкана и явно увидел больше, чем я.
Я же, покосившись на дракончика, только было поймал пришедшую на ум мысль, как стоящий рядом Галицин хлопнул меня по плечу, напрочь сбивая концентрацию.
— Добро пожаловать в род, Макс, — на губах графа заиграла грустная улыбка. — Неважно, что скажет стела или Хранитель Бархатной книги нашей Империи, знай. Отныне и навеки ты Пожарский. И пусть сейчас ты вынужден скрывать принадлежность роду, но рано или поздно ты заявишь о себе.
— Как пафосно, — фыркнул Виш.
— Заявишь, — продолжил Галицин. — И, или возродишь род, или сгинешь в пучине веков. Нынешняя власть, а точнее безвластие, не даст тебе обелить имя Пожарских. А СИБ будет гнать тебя, словно дикого зверя, убивая всех твоих близких и родных.
— Свеча… — глухо протянул я.
— Свеча, — подтвердил Галицин. — На некоторое время они отвлекутся на Магду, но рано или поздно артефакт укажет на тебя.
— А потом и на Милену, — машинально добавил я.
— Ой, Макс! — Виш бросил на меня убийственный взгляд и покачал головой. — Ну когда ты научишься сначала думать, а потом говорить⁈
— А потом и на Милену, — эхом повторил граф. — Ты прав. И я не могу этого допустить.
— Готовься к бою, Макс, — шепнул Виш, не спуская с графа внимательного взгляда. — Не знаю, что он задумал, но мне это не нравится!
— К чему это ты? — нахмурился я, готовя свои любимые плетения Золотого Щита и Шипа.
— Вот к чему, — Галицин медленно присел и поднял с земли обычный с виду камень. — Любой из Пожарских может унести от Везувия или Стрелку — кусок вулканического стекла, или застывшую Каплю Огня.