— Мне пришел заказ от родственников, — пояснил Ицхак, — а они живут именно в Марселе. По слухам, один купец ищет свою родню. Обычное дело по нынешним временам. Только сумма слишком большая за трех склавинов. Впрочем, это не имеет никакого значения. Этот заказ сделал один богатый торговец-римлянин, а у него со склавинами какие-то очень серьезные дела. Это все, что мне известно.
— Ты знаешь, где меня найти, — бросил Стефан и пошел прочь. Сегодня он снова напьется, как наемник-гот. Или даже хуже.
— Ваше сиятельство, — склонились в поклоне книжники, которые несколько недель обдумывали задачу, которую поставил перед ними князь.
Самослав махнул рукой, разрешая садиться, и те расселись по лавкам, разворачивая листы папируса. Задача была непростой, князь велел им разработать алфавит, приспособленный для словенского языка. Первые варианты Самослав отверг в форме, максимально приближенной к матерной. Ученые мужи вначале принесли ему нечто, напоминающее глаголицу, созданную святыми Кириллом и Мефодием. То есть, что-то, запредельно сложное для запоминания, максимально тяжелое для письма и совершенно неприспособленное для скорописи. То есть, они принесли ему чушь собачью, о чем князь так прямо и сказал, приведя ученым мужам вышеописанные аргументы. Ученые мужи смутились и правоту его сиятельства признали. Их просто понесло куда-то не туда.
Самослав плюнул, и вкратце объяснил им, что такое гласные, согласные и знаки препинания, чем поверг ученых людей в шок. Они как-то до сих пор не задумывались над такими материями. В латыни того времени и вовсе никаких знаков препинания не было, и люди как-то жили. А когда их сиятельство, грозно глядя из-под бровей, попросил их объяснить значение фразы «казнить нельзя помиловать» без использования знаков препинания, то ученые мужи вышли от него на подгибающихся ногах. Новое знание их совершено уничтожило и открыло недоступные ранее горизонты познания. Особенно, когда князь набросал им азбуку из тридцати трех букв, где было много шипящих звуков, свойственных словенскому говору. Это ученых мужей добило окончательно и они, по слухам, надрались в дрова. А протрезвев, засели за работу, результаты которой и решили показать князю.
— Ваше сиятельство, — начал Григорий. — Мы с коллегами обдумали ваш труд и испытываем смирение перед вашей мудростью. Мы не знаем, из каких свитков вы взяли такие буквы, мы даже не слышали ни о чем подобном. А эти ваши новые цифры — это и вовсе что-то необыкновенное...
— Так что, годятся эти буквы? — нетерпеливо спросил Самослав. У него было не так-то и много времени. Скоро подойдут ближние бояре, и начнут они планировать будущую войну. Он, собственно, считал, что этот вопрос уже решен.
— Не слишком, ваше сиятельство, — решился ответить почтенный Ницетий. Невысокий лысоватый толстячок даже здесь напоминал колобка, хотя питание не было излишне обильным. По слухам, он очень близко задружил со стряпухой. — Я бы сказал, что они годятся частично.
— Почему? — удивился князь, которому в прошлой жизни этих букв хватало за глаза.
— Ну, вот возьмите букву «Ф». В словенском языке вообще нет слов, которые этот звук содержат. Он только в греческих и римских словах есть. Или мягкий знак и твердый знак. Мы и вовсе не смогли постичь их смысл, как ни старались. В словенском языке после каждой согласной буквы, как вы ее назвали, обязательно гласная идет. Мы с этими буквами вообще ни одного слова записать не смогли.
— Это все? — поморщился Самослав.
— Не все, ваше сиятельство, — включился в разговор Леонтий. — Нас многое удивило. Как будто кто-то взял готовую письменность для родственного языка. Но все же этот язык другой, не словенский. Есть множество звуков, которые в этом списке не указаны. У словен есть гласные, которые произносятся в нос. Есть очень короткие гласные «е» и «о», но они сильно отличаются от обычных. Если оба этих звука записать одной буквой, никто ничего не поймет. Или вот! Попробуйте произнести слово «хлеб».
Само послушно произнес то, что ему сказали, и глубоко задумался. Это слово совершенно точно нельзя было записать через букву «е». Это было вообще не «е». И не «и». Что-то среднее. Так вот почему его раньше через ять писали! И вот почему в старых азбуках столько лишних букв было. Не дураки были византийские монахи, с тоской думал Само. Вот тебе и прогрессорство.
— Ладно, работайте дальше, — махнул он рукой. — Учебный план для Сиротской сотни мне предоставьте на следующей неделе.
— Но, ваше сиятельство! — пискнул ритор Леонтий. — Обучение отроков — это занятие возвышенное. Это все равно, что ваять статую. Не всегда знаешь, что получится в конце.
— Отставить! — рявкнул князь, который прекрасно понял, что почтенный ритор имел в виду. Никаких результатов он обещать не собирался, и все провалы будет списывать на неудачи в творчестве. Ученые мужи робко втянули головы в плечи. Не прокатило. А Самослав продолжил. — Учебный план на этот год, расписанный по неделям! Чтобы отроки лопотали на латыни до первого снега. И счет знали с таблицей умножения до десяти. И четыре правила арифметики, как я вам рассказывал. Задача ясна?
— Ясна, ваше сиятельство, — понурились ученые мужи. — А когда мы их латыни научим, что дальше делать?
— Читать и писать учите, — отрубил князь.
— Так они же воины, — испуганно поинтересовался Григорий. — Зачем им это?
— А затем, что я из них буду новых графов делать. А неграмотные графы мне ни к чему. Так понятно?
Загородная усадьба боярина Звонимира никакой усадьбой не была. За крепким тыном жил десяток мужей, которые были настолько не похожи друг на друга, что Добрята поначалу только диву давался. Те мужи жили семьями, да только не община это оказалась, и все они друг другу родней не были. Люди эти почти все из разных мест сюда пришли. Дядька Зван, что боярином Звонимиром оказался, был у этих людей старшим. И вечером у него с Добрятой состоялся непростой разговор.
— Ну что, воин, — серьезно посмотрел на мальчишку Зван, — готов князю послужить?
— Готов, — не рассуждая, кивнул Добрята. — Я за князя в огонь и в воду готов!
— А так, что о твоей доблести знать никто не будет? Так, что многие тебя и вовсе слабаком и трусом посчитают?
— Да... Как же! — на глаза мальчишки навернулись слезы. — Я же лучник из всей сотни лучший. За что меня так?
— За то, что служба такая, — серьезно пояснил Зван. — Ты про Тайный Приказ слышал?
— Это где боярин Горан голова? — сглотнул слюну Добрята, а по спине побежали непрошенные мурашки. Боярина Горана в этих землях боялись до икоты.
— Он самый, — кивнул Зван. — Я его правая рука, и эти люди тоже в Тайном Приказе служат.
— Это вы злодеев находите и пытаете? — поморщился Добрята.
— Нет, — покачал головой Зван. — Мы больше всякие нужные сведения узнаем. Ну, и воюем по-тихому. Так, чтобы никто не знал.
— Как это? — раскрыл рот Добрята.
— Ну, вот представь, идет вражеское войско на нас. Это хорошо?
— Да что же тут хорошего? — удивился мальчишка. — У меня отца германцы убили.
— А теперь представь, что если кто-то заранее про то войско узнал, и из лука вождя убил. А то войско подумало, что боги от них отвернулись, и домой пошло.
— Не будет так, не вернется оно домой, — помотал головой Добрята, но мысль понял и стал ее обдумывать. И впрямь, вражеское войско при гибели вождя вразброд пойдет.
— А еще князь каждого из моих мужей поименно знает и награждает из своих рук, — добил мальчишку Зван. — Тут не только у меня серебряная гривна есть.
— Согласный я, — кивнул Добрята. — Какого вождя надо из лука приложить? Я хоть сейчас готов!
— Не все сразу, отрок, не все сразу, — покачал головой Зван. И он добавил фразу, от которой лицо Добряты вытянулось. — Для начала ты научишься убедительно плакать.
Глава 40
Недалеко от баварской границы. Земли дулебов. Жуп Младана.
Зима! Время, когда реки превращаются в сухопутные дороги. Время, когда князь со свитой едет в полюдье. Время, когда он вершит суд и должен являть подданным мудрость и беспристрастность. Поезд из десятка телег и двух десятков всадников шел по льду реки Вотавы, что текла в дулебских землях. До нашего времени дошло название Отава, и этого было достаточно, чтобы пробудить в голове Самослава кое-какие воспоминания. Он ехал в земли жупана Младана. Ведь именно там было то, что он искал все это время. Главное сокровище, без которого молодому княжеству было не выжить.