— Никого, что ли? — задумчиво протянул Олешка, весельщик, всматриваясь перед собой.
Рука козырьком прикрыла глаза, дабы лучше видеть. Холодно, но солнце светило ярко и слепило, не разглядеть, считай, ничего.
— А может, и есть кто? — ответил Митька, прищурился, всмотрелся, взвешивая все за и против. — Проверим, братцы?
— Чего бы не проверить? — с охотой пожал плечами Стенька, тяглец. — Я за!
Глава 4
Монахи Николо-Корельского монастыря действительно провели с Митькой целый разговор перед отъездом. Мол, промысел промыслом, а коли английские корабли в море встретишь, то это дело первой важности. Бросай все, англичанам помогай и не просто дорогу покажи, а сопроводи до самого монастыря. Дело это, по монашескому разумению, было куда более важное, чем рыбалка. Оно и понятно, Митька прекрасно понимал, какая лафа монастырю от такой «находки» будет. Тут и Царь-батюшка расщедрится, земельки, глядишь, отмерит в управление или вольностей монахам прибавит. Да и сами англичане того и гляди отблагодарят хозяев. Мало того что монетой звонкой отсыплют и товарами заморскими побалуют, так и через окрестности Николо-Корельского монастыря торг с Русью-матушкой поведут. Вот тогда-то монастырь расцветет и заблагоухает.
Митька, разумеется, не спорил — для него самого вон как замечательно все повернулось. Улов они, может быть, и бросят ради англичан-то, но зачем? Для торга они готовы, купчиков с большой земли ждут, что Николка навел. Вот сторгуются и сопроводят гостей английских к монастырю, а если и не сопроводят, то известят монахов о купцах немецких. За это, между прочим, тоже барыши причитаются, о чем Митька напомнит монахам непременно.
Митька довольно потирал руки, когда из размышлений его вырвал глухой удар. Рыбацкая шняка ударилась о борт первого английского корабля. И моряки стали швартоваться, пытаясь зацепиться за борт более крупного судна.
Приплыли. Митька уставился на корабль. На звук удара борта о борт уже давно должны были сбежаться матросы, но никого как не было, так и нет. Оглохли, что ли, разом? Он медленно обвел взглядом тот корабль, который был массивней; забираться решили на него.
— Митька, а Митька, как бы не поубивали нас? — зашептал Павлик. — Не приняли бы за кого?
— Чего бы? — отозвался Стенька, потому что сам Митька пропустил предупреждение мимо ушей.
— А если бы к нам на шняку кто-то сунулся? Ты бы как себя повел?
Стенька дернул плечом.
— Я ж откуда знаю. Не лезет никто. Вот полезет, и скажу.
— Не нравится мне это, братцы…
— Бросай воду мутить, — гаркнул Олешка, который, несмотря на показную невозмутимость, также заметно нервничал.
Нервничал и Стенька и тоже старался не подавать виду. Все же не каждый день английские корабли встречаешь, а тут еще обстоятельства необычные, прямо скажем. Митька глубоко вздохнул, вдыхая свежий холодный воздух. Может, Стенька обычно и переживал по всякому пустяку, но на этот раз толика разумного смысла в его словах присутствовала. Как еще — корабль нерусский, английский, а они на него соваться собрались, когда их не звали. Англичане резко среагировать могут, не понять, а тут еще по-ихнему двух слов рыбаки не знают. Но если людям на корабле помощь требуется? Так что…
— Павлик, а давай, раз ты такой умный, то первый и пойдешь? — сказал Митька, подмигивая.
— Чего я? — Павлик аж вздрогнул, прищурился на один глаз. Потом задрал голову и посмотрел на подобие деревянной лесенки, по которой забирались на палубу. — Сразу: «Павлик-Павлик». Вот вам надо, вы и лезьте.
Он все же взялся за перила, собираясь карабкаться, однако Митька положил руку ему на плечо, останавливая.
— Сиди уже, я первый полезу. А то и вправду по башке дадут.
Рыбак-близнец не спорил, только пробурчал что-то нечленораздельное себе под нос и отступил, давая дорогу Митьке. Залезть по лестнице не составило труда. Через минуту Митька уже стоял на палубе и оглядывался, чувствуя легкое, покалывающее волнение. Впервые в жизни он был на таком корабле, совсем не чета шняке. На палубе все равно что на земле стоишь — поверхность настолько устойчивая.
— Эй! Есть кто? — выкрикнул он достаточно громко, чтобы его услышали и откликнулись.