Кузнечные ряды прошли уже в быстром темпе, устали и проголодались. Единственный вывод, который я сумела сделать — металл был недорог, сельхозорудия среднего класса имелись.
Пока возвращались назад к выходу с рынка, я купила нам с Лимкой по хорошему пирогу с мясом и кувшинчик взвару, то есть просто компота из сухофруктов. Умяв все это, сидя на скамейке у выхода, решили, что сильно устали и можем позволить себе нанять извозчика. Вышли мы недалеко от дома, прошлись тихо вдоль забора и также партизанскими тропами вернулись в дом. Оказалось, что бродили мы несколько часов, и сейчас подадут обед. Наскоро переодевшись и сполоснув лицо и руки, отобедали. И тут грянула гроза.
Постучавшись, в комнату вошла лэрина Зелина. Сделав крайне постное выражение лица, она сказала:
— Лэрина Маринелла, вас ожидает в кабинете ваш отец, лэр Нессир. Сказал, чтобы вы не задерживались.
Да, морда постная, но как глазоньки — то блестят злорадно. Настучала, что ли? Тоже мне, Павлик Морозов. Мельком глянув на себя в зеркало, убедилась, что лицо не изменилось, поправила прическу и пошла на долгожданную аудиенцию к папеньке.
Кабинет отца Маринеллы поражал своей основательностью и фундаментальностью. Темная, тяжеловесная мебель, такие же темные шкафы с виднеющимися за стеклами бумагами, бумаги разложены и на столе, массивный каменный письменный набор. Плотные гардины на окнах вовсе не добавляли света в комнату. За столом сидел мужчина лет сорока пяти на вид, темноволосый, с легкой серебристой паутинкой на висках, аккуратно подстриженной недлинной бородой, смугловатый, светло — карие глаза смотрели цепко. Вроде на психопата и самодура не похож, но кто же его знает.
Он кивнул стоящей за моей спиной Зелине:
— Вы свободны, лэрина Зелина, со своей дочерью я хочу поговорить отдельно.
Не уверена, что мымра не будет стоять под дверью, приложив ухо к замочной скважине. Очень уж она злорадствовала, хотелось ей посмотреть на мое унижение, но отец оказался умнее. Всё — таки дочь — родная кровь, а не чужая экономка.
— Так, Маринелла, как мне доложили, ты уже вполне здорова и даже ходишь гулять.
Вот мымра, донесла — таки! Ну, ничего, я тебе ещё отплачу!
— Да, отец, я чувствую себя значительно лучше. А свежий воздух мне необходим, в доме мне душно. Спросите лекаря.
Так, папенька не ожидал, что я не буду оправдываться и подтвержу донос. Немного потерял канву предстоящего нагоняя. Но собрался быстро. Сразу видно, хороший торгаш.
— Надеюсь, ты поняла всю глупость своего поступка? И теперь, успокоившись, ты спокойно отнесешься к выбору отца?
— Простите, отец, вы решили жениться? Поздравляю! — играем дурочку.
— Что? Нет, Маринелла, это ты выходишь замуж!
— Еще раз простите, если это я выхожу замуж, то при чем здесь ваш выбор? Это ведь не вам с ним жить, а мне всю жизнь жить с мужем. Значит, и выбирать я сама должна!
Выводим, выводим мужика на нужные эмоции. И он не заставляет себя долго ждать.
— Да как ты смеешь перечить!! Да я тебя запру в комнате, и будешь сидеть, пока не одумаешься!
А вот теперь начинаем партию самостоятельности.
— Нет, папенька, не получится! Мне двадцать лет уже исполнилось! Вы должны спросить моего мнения! И вообще, отец, я подаю требование на самостоятельность! А запретите — вам же хуже будет! Не дам я согласия на брак! И поверенному так скажу, при свидетелях! Мне нужна самостоятельность!
От неожиданности папенька аж поперхнулся гневными словами, которые он хотел выпалить мне. Потом, правда, собрался с мыслями и загрохотал:
— Ты? Самостоятельности? Да кто ее тебе даст? На что ты рассчитываешь? Что я испугаюсь и отступлюсь? Не бывать такому! А если рассчитываешь на Матушкино завещание, так там тебе денег мало будет, не проживёшь! Назад придёшь с поклонами, сама замуж попросишься!
Вот, вот оно то, ради чего я затевала скандал! Завещание!
— Я хочу знать все про завещание, сколько мне причитается денег и тогда я вам, папенька, скажу, что я собираюсь делать.
На удивление отец перестал бушевать быстро, успокоился, взял себя в руки. Чувствовалось, что он быстро просчитывает в уме варианты моих, а точнее, Маринеллы, капризов. Наконец, придя к какому — то решению, заговорил спокойно:
— По завещанию твоей матери тебе в день твоего двадцатилетия причитается некоторая сумма денег. Эти деньги принадлежали лично твоей матери, и я не возражал против такого условия. Я передам тебе хранящиеся в банке немного меньше восьмидесяти тысяч лир. Для меня эта сумма не особо велика, думаю, для тебя тоже. Что ты намерена с ними делать? Снять жилье и выдумать какую — нибудь глупость вроде торговли шляпками? В детстве ты собиралась этим заняться.