— Со мной, господа, произошла неприятность: я, словно дитя малое, раскачивалась на стуле и с него свалилась. — Он издала очень натуральный смущенный смешок. — И мало того, что сломала сам стул, так ещё и себе повредила плечо. Так что тебе, Лукьян Андреевич, придётся послать за доктором, как только мы завершил нашу общую беседу. Итак, господа, — она ухитрилась глянуть на исправника и городового свысока, хоть и была чуть ли не на голову ниже их ростом, — чем обязаны мы вашему визиту в столь поздний час?
Денис Иванович Огурцов явно смутился — заговорил сдержанно, почтительно:
— У нас, милостивая государыня, возникла потребность узнать, известно ли кому-либо в этом доме, где находится сейчас ваша экономка, Мавра Игнатьевна Топоркова?
Иван даже удивился: он и не знал прежде, что Мавра была Топорковой! Никто отродясь не именовал её по фамилии. А с исправником снова заговорила тетенька:
— Вы, Денис Иванович, странные вопросы нам задаете. Мы же давно не при крепостном праве живём! Мавра Игнатьевна может уходить из дому, ни у кого не испрашивая разрешения и не делая доклада о том, куда именно она направляется.
— Прошу меня извинить, — повторил исправник недавние слова Лукьяна Андреевича, — но я задаю свой вопрос не без причины. Ко мне домой, видите ли, прибежала с полчаса назад ваша соседка, мещанка Волкова. Можно сказать, с постели меня подняла. — Исправник изобразил усмешку, однако глаза его при этом остались серьезными, цепкими. — Волкова с Маврой Игнатьевной много лет накоротке знакома и уверяет, что в последние дни экономка ваша постоянно впадала в сильное душевное волнение. А вчера вечером, незадолго перед тем, как разразилась гроза, Волкова выглянула из окна своего дома и увидела, как Мавра Игнатьевна идёт по Губернской улице, имея при себе незажженный фонарь и сковородочную ручку.
При упоминании этой ручки Софья Кузьминична насмешливо вздернула брови. Тетеньке, уж конечно, неведомо было, для чего именно Мавра прихватила из дому чапельник и как она его использовала.
— Хотите сказать, — спросила Софья Кузьминична, — что экономка наша покинула дом, находясь в помутнении рассудка?
— Возможно, так оно и было, милостивая государыня, — кивнул Денис Иванович, — но надежных подтверждений этому нет. Зато есть свидетельства, что она ушла в сторону Духовского погоста, на который утром уехал на телеге Митрофан Кузьмич Алтынов.
— Его тоже видела мещанка Волкова? — На сей раз вопрос задал уже сам Иван, которого этот допрос пока что не пугал, зато раздражал до крайности; купеческий сын едва удерживался от того, чтобы вытянуть из кармана часы — проверить, сколько времени остаётся ещё до рассвета?
Однако исправник Огурцов, хоть и не утратил почтительности, при вопросе Ивана как-то весь подобрался и молвил:
— О батюшке вашем я тоже хотел бы поговорить. Лукьян Андреевич сообщил мне, что и он домой не воротился. Но сейчас давайте всё же вернёмся к Мавра Топорковой. Мещанка Волкова даже и в грозу не отходила от окна — всё ждала, когда Мавра вернётся. А когда та и после полуночи домой не пришла, соседка ваша ко мне и поспешила.
— Но от нас-то вы чего хотите, господин Огурцов? — снова вступила в разговор Софья Кузьминична — а перед тем так глянула на старшего приказчика, что тот под её взглядом словно бы уменьшился в росте.
"Наверняка жалеет уже Лукьян Андреевич, что сболтнул лишку", — подумал Иван; подумал, впрочем, как бы мельком — терзания старшего приказчика нисколько его сейчас не волновали.
— От вас я хочу, — веско произнес между тем Денис Иванович Огурцов, — чтобы вы все, по очереди, сообщили мне, что вам известно о теперешнем местопребывание купца первой гильдии Митрофана Алтынова и экономики его, Мавры Топорковой. И я намерен выслушать ваши ответы прямо сейчас.
С этими словами исправник шагнул к тому стулу, на котором незадолго перед тем сидела Софья Кузьминична и вознамерился было усесться на него, но тут уж Иван не стерпел — произнес гневно:
— Неужто вы, милостивый государь, собираетесь сидеть, когда перед вами стоит дама — да ещё и нуждающаяся во врачебной помощи? В уездной полиции что — о хороших манерах напрочь позабыли? — И, произнеся это, Иван всё-таки извлек часы из кармана, глянул на них и против воли поморщился: до рассвета оставалось ровно три часа, минута в минуту.
Исправник от стула даже отшатнулся и глянул на Ивана с откровенной оторопью — явно не ожидал подобных речей от купеческого сынка-балбеса. Но, впрочем, тут же и взял себя в руки — подвинул стул к Софье Кузьминичне, сказал:
— Да и вправду, сударыня, я забылся! Прошу вас — присядьте! И я готов заслушать вас первой — а господин Сивцов тем временем может послать кого-нибудь за доктором.
Но, хотя голос исправника звучал ровно, на скулах его отчётливо заиграли желваки. И он одарил Ивана Алтынова таким взглядом, что тот, пожалуй, пожалел бы о сделанном бесцеремонном замечания, когда бы все мысли его не были поглощены другим. Время бесповоротно уходило, и с нервным внутренним смешком Иван подумал: "А вот кого Огурцов станет допрашивать, ежели завтра выяснится, что половина жителей Губернской улицы пропала невесть куда? Мещанку Волкову?"
И тут неожиданно заговорил Лукьян Андреевич Сивцов:
— За доктором я пошлю, но позвольте всё-таки именно мне высказаться первому.
Софья Кузьминична, которая успела уже усесться на подставленный ей стул, снова ожгла старшего приказчика взглядом. Но Лукьян Андреевич в тот момент на неё не глядел, а потому этого не заметил. Взгляд его был прикован к лицу Ивана Алтынова.
3
Иван встретился глазами с Лукьяном Андреевичем и уловил, что тот хочет о чем-то ему намекнуть этим своим долгим взглядом. Но — купеческий сын был слишком поглощен другими мыслями. Так что проникнуть в смысл этого взгляда не сумел. А между тем старший приказчик Алтыновых, который до этого встал у самого порога — не стал заходить в комнату Валерьяна — сделал теперь несколько шагов вперёд. И остановился примерно на полпути между открытой дверью и застывшим возле одного из окон исправником. При этом потолочная масляная лампа оказалась у Лукьяна Сивцова прямо над головой. Так что лицо его осветилось ярко, и черты этого лица, знакомые Ивану с детства, выражали напряженную решимость.
— Я знаю, что Митрофан Кузьмич Алтынов имел намерение изменить свою духовную. Однако не знаю, исполнил он это свое намерение или пока что нет. — Голос старшего приказчика прозвучал на неестественно резкой, почти металлической, ноте, а глаза свои он воздел к потолку, когда эти слова произносил.
— Вот оно что! — протянул исправник Огурцов, и у него как будто даже встопорщились усы — в такое воинственное настроение привела его эта новость. — И какого же рода были эти изменения?
Иван заметил, как удивила Валерьяна осведомленность старшего приказчика — он даже головой слегка покачал, будто не веря собственным ушам. А на самого Ивана наконец-то нашло просветление: он понял, на что желал ему намекнуть Лукьян Андреевич! И купеческий сын смежил веки — но так, чтобы наблюдать за происходящим сквозь полусомкнутые ресницы.
— Какие именно поправки Митрофан Кузьмич желал внести в духовную — сие мне неведомо. Но вот что я знаю доподлинно: третьего дня он вызывал в свой кабинет Мавру Игнатьевна и имел с нею беседу, продлившуюся не менее часу. Именно после этого он и послал за нотариусом.
Исправник хмыкнул, потер подбородок и в задумчивости опустил глаза к полу. И, как оказалось, именно такого момента Лукьян Андреевич и ждал. Вскинув руку, он мгновенно подкрутил фитиль потолочной лампы у себя над головой. И спальня Валерьяна погрузилась во мрак. Только обозначился прямоугольник дверного проема, возле которого вертел головой в фуражке городовой, прибывший вместе с исправником. От внезапного контраста между светом и тьмой он явно ослеп на время — как и все, кто находился в помещении. За исключением самого Ивана, который загодя принял меры. А теперь широко распахнул глаза, крепко схватил Валерьяна за запястье и повлёк его за собой к распахнутой двери.