– Изменник! – прикрикнула я на Пупика.
– Ничего не поделаешь, ваши отношения никогда не были гладкими. – Некоторое количество самогона, влитого в глотку, сделало Лавруху философичным. – Ты ведь тоже многое себе позволяла…
– Лавруха!
– Я только хотел сказать, что и коты имеют право на адюльтер.
– Ценная мысль… Сколько займет экспертиза, ты как думаешь?
– Первоначальная – несколько дней от силы. Что ты собираешься предпринимать, Кэт? Не выставишь же ты ее в «Валхалле» в самом деле?
Снегиревский пассаж о галерее заставил меня вспомнить визит Марича. Я рассказала о Мариче Лаврухе, и это привело его в мрачное расположение духа.
– Не нравится мне, что он возле нас крутится.
– Ничего удивительного, – я даже не знала, кого хочу убедить больше: Лавруху или саму себя. – Он просто расследует обстоятельства дела, только и всего.
– Вот именно. Только какого дела?
– О смерти….
– Но ты же сама сказала, что со смертью как раз все ясно: безвременная-кончина, обширный инфаркт. Что-то здесь не то.
Я и сама знала, что не то… И потом – фраза Марича о нескольких работах, авторство которых не установлено. И его замечание насчет моих рыжих волос… Гольтман был крупным коллекционером, значит, не следует исключать того, что его коллекция описана и снабжена каталогом. И если доска действительно принадлежала Аркадию Аркадьевичу, то сохранилось и ее описание. И, возможно, фотография. Марич мог видеть эту фотографию, а мое сходство с написанной девушкой просто неприлично…. Засветив картину, мы с Лаврухой обязательно подставимся и, взявшись за руки, сразу же вольемся в ряды соучастников грабежа.
– А может, ты ему просто понравилась как женщина? – высказал осторожное предположение Лавруха.
– Не смеши меня, Лаврентий!
– Отчего же? Ты еще о-го-го, рыжая-бесстыжая….
– Оставим мои прелести в покое.
– Слушай, а может, Жека права? Ну ее, эту картину… Отдадим ее в надежные руки родной милиции.
Я посмотрела на Лавруху так, как будто видела его впервые.
– Сейчас это невозможно. Ну как ты представляешь себе сцену передачи? «Извините, товарищ капитан, рядом с телом была картина, но я как-то совсем о ней забыла. А теперь случайно вспомнила… Горю желанием передать ее правосудию…»
– Почему бы и нет?
– Я не могу, – честно призналась я и наклонилась к Снегирю. – Ты ведь и сам не можешь, правда? Не так часто в руки простых смертных попадают загадочные вещи подобного уровня… И вдруг нам удастся установить авторство…
– Давай рассуждать здраво, Кэт. Если эта картина принадлежала крутому мэну из Павловска, он наверняка тоже занимался ее экспертизой…
– Еще не факт. А вдруг это подлинник? Ты представляешь себе, сколько он может стоить?..
– Тогда это просто хищение в особо крупных размерах… Ты будешь великолепно смотреться в зале суда.
– Короче, Лавруха, – нытье Снегиря стало утомлять меня. – Ты со мной или нет?
– С тобой, – Снегирь вздохнул. – Жека права: ты авантюристка.
Больше к вопросу о законности наших действий мы не возвращались. По дороге в крематорий Лавруха сказал мне, что картина благополучно отдана на экспертизу, в надежные руки Вани Бергмана, закадычного снегиревского дружка. Бергман проводил исследования нескольких картин для Эрмитажа и слыл крупным специалистом в области реставрации.
…Церемония прощания с Быкадоровым прошла скромно. Кроме меня и Лаврухи, в зале оказался лишь представитель социальной службы, совсем не густо для такой феерической личности, как Быкадоров. Я подумала о его теле, которое так хорошо знала и которое лижут сейчас языки равнодушного пламени, – ничего себе, последнее объятие… На секунду мне стало муторно, и я оперлась о руку Снегиря.
– Здравствуйте, – услышала я за своей спиной тихий голос.
Ну конечно же, Марич, что-то давно его не было!
– Вы не даете мне соскучиться по вас, капитан, – сквозь зубы процедила я. – Хотя бы сегодня могли оставить меня в покое.
– Долг службы, – и здесь вывернулся Марич. – Вы не представили меня своему спутнику.
– Лаврентий Снегирь, – с достоинством произнес Лавруха. – Художник.
– Вот как? А ваша очаровательная спутница вчера вас похоронила, – тотчас же сдал меня капитан: очевидно, он подслушал мой .трогательный спич перед шведкой в галерее. Что ж, хотя бы английский он знает. Очко в пользу Кирилла Алексеевича.
– Что вы говорите? – Лавруха нежно погладил меня по щеке.