Практические дисциплины были рассчитаны на внештатные ситуации, как то: посадка на территории потенциального противника (бег по пересечённой местности, самбо, правильное применение ампулы с ядом), разгерметизация корпуса (быстрый вызов Центра, ускоренное исполнение государственного гимна, краткое прощание о семьёй, партией и правительством), прекращение связи с Землёй (сильные ритмичные удары по корпусу рации, дозированное использование сленговых выражений), необходимость общения с напарником (узбекский язык: партнёром предполагался Устав Отразгильдяев из небольшого села Акча-Юк), невыход на заданную орбиту (быстрое выталкивание из корабля в нужном направлении всего лишнего, включая второго члена экипажа).
После ужина Лёва сочинял письмо маме с отчётом за очередной день. Ровно в десять он вставлял в магнитофон привезённую из дома кассету с любимой колыбельной и мирно засыпал под мамино пение. Ночью его никто не беспокоил.
Когда пусть не первые, но и не последние, а примерно сороковые-пятидесятые лучи утреннего солнца нежными прикосновениями прерывали сон Куперовского, электрический баюн вое ещё ненавязчиво шелестел вхолостую, будто где-то вдали некто бесконечно пересыпал с ладони на ладонь песок. Впрочем, маг был казенный.
Через три месяца Лёву на мощном хромированном лимузине вывезли на завершающий инструктаж к начальству. Несмотря на высокий чин, оно оказалось компетентным и, крепким партийным рукопожатием отдав дань официозу, говорило в дальнейшем по существу. Но, видимо, обстановка... Шкафы красного дерева, позолота, хрусталь, двенадцать, кажется, люстр, тигровые и беломедвежьи шкуры, рогатые, зубатые головы на стенах - да вроде бы и просто усатые-бородатые мелькали; дубовый паркет, стол размером если не с футбольное поле, так уж с гандбольную площадку-то точно, податливые кожаные кресла; редкие тогда персональные компьютеры - целых десять, с цветными мониторами. А парадные портреты вождей от пола до потолка? А скромные бутерброды с пошлой чёрной икрой, но с настоящим маслом - ах, зачем всё-таки прогнали господина Рябушинского? А адъютанты, неправдоподобно грациозные и скользившие, как тени? А бравые гебисты за шторами? А странные дырочки в стенах на уровне груди визитёра? А ненавязчивый пулемёт в углу? Да, обстановка так подействовала на Лёву, что от самой беседы в его памяти сохранились лишь скудные обрывки.
- Информация о вас в программе "Время" будет идти под ваш революционный гимн... как там его... "Фрейлахс".
- И чтоб никакой сионистской пропаганды! "Арон-вергелис"... то есть нет, "шолом-алейхем" - и дальше на русском, как хороший советский гражданин. По-русски говорите?
- Заканчивать можете тоже по-вашему - "ариведерчи". Не так? Но верхи уже утвердили, теперь ничего не поделаешь.
- Не ссорьтесь с туркменом. Они с Закавказья, вы с Дальнего Востока, вам делить нечего.
- ...Для вас приготовлена национальная пища: фаршированная рыба, куриная шейка и маца - в тюбиках. А для таджика - плов и конина.
- И позывные вам придумали подходящие - "Иордан". А Центр будет - "Иерусалим".
Двумя днями позднее Лёва в своём японском скафандре сидел в ракете и слушал обратный отсчёт. "Тысяча семьсот семнадцать, - раздавался монотонный гнусавый голос, - тысяча семьсот шестнадцать, тысяча семьсот пятнадцать..." Лёва нажал кнопку, и встроенная в шлем мини-магнитола запела маминым голосом. Глаза слипались.
Очнулся он от того, что кто-то грубо встряхнул его за плечо Над ним склонился начальник охраны космодрома. "Шестьсот семь", - сказал бесплотный голос и смолк. "Скорее, - торопил пробудитель от снов и прерыватель нирваны, - следуйте за мной".
Снаружи ожидал знакомый полковник-гебист. "Очень огорчён, Куперовский, -сказал он, - но, к сожалению, вы не сможете лететь. Есть одно обстоятельство, которое не позволяет... В общем, тут выяснилось, что вы еврей... Сами понимаете". "Вот он полетит вместо вас", - добавил полковник. За его спиной маячил рыжий двухметровый детина во всём отечественном. "Это что - Левинсон?" - спросил Лёва. "Нет, это Иванов. Но он знает". На заднем плане среди провожающих двусмысленно улыбался кадровик.
Вот так всё и закончилось. Старт космического корабля, отринувшего Лёву, затерялся среди множества других подобных стартов и забылся. Позывные были обычные: "Казбек, Казбек, я - Джомолунгма, почему не отвечаете, вашу мать?" - "Задумались, товарищ майор, виноваты, исправимся". Что, однако, не помешало "казбекам" после ошибочной посадки в Австралии попросить там экономического убежища.
Но это уже совсем, совсем другая история...
ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
Меня часто спрашивают, какое отношение имеет Лёва Куперовский к теории относительности. Я обычно отвечаю - никакого, но мне не верят и продолжают допытываться, и конца-краю этому не видно. Поэтому я решил рассказать все, что знаю об этой истории, и тем навсегда пресечь многочисленные слухи и толки.
События, о которых я поведу речь, имели место летом 19** года, когда выпускники К-ского университета, в том числе и мы с Лёвой, пребывали на военных сборах. Степное солнце выпаривала из земли и из наших тел всю лишнюю влагу, и потому ходили мы, как чингачгуки, - тонкие, звонкие, краснокожие и узкоглазые от яркого света. И частично безумные от невыносимой жары. Немало дивных и немыслимых событий случилось тогда. Достаточно вспомнить таинственное дело о похищенных консервах, зловещую историю о майоре Чурилкине и кипятильниках, душераздирающее происшествие с генеральскими кальсонами и пропавшими усами или, скажем, нераскрытую загадку семи фляжек. Когда-нибудь я расскажу и об этом. Но лишь приключившееся с Куперовским долго оставалась в центре общественного внимания. Однако, пожалуй, лишь я один знаю все подробности, движущие силы и потаённые мотивы событий.
Итак, наша история началась душной летней ночью в степи у небольшого военного городка Троцкое-2 О-ской области. Свистели суслики, трещали кузнечики, на пороге штаба страшно скрежетал зубами во сне перепивший дежурный майор Чурилкин. В нашей палатке все спали. Где-то на горизонте катилась традиционная канонада ночных учений местного артдивизиона. И под рваный ритм этого сумасшедшего джаза вестником судьбы приближался к палатке дневальный Алик Соловьёв. Он отбыл свои четыре часа и шёл будить Куперовского, который должен был его сменить. А Лёву мучили кошмары, он блуждал по бесконечным коридорам, кто-то угрожал ему, вербовал, применял допрос третьей степени. Медуза Горгона пыталась соблазнить его пышной прической, томным взглядом и сомнительными прелестями. Вот она ухватила его за кисть и потянула к себе, её волосы шевелились и шипели... "Лёва, пришла твоя очередь", - прошептала она, и руки Куперовского коснулось что-то холодное.